– Я успею пустить пулю в висок раньше.

Сергей сказал очень спокойно:

– Я выдерну чеку из гранаты. Мой дед, в войну снемцами, бросил гранату под ноги, когда его окружили.

Никто уже не обратил внимания, как Акбаршах отошел всторонку, недолго повозился в своем рюкзаке, а когда выбрался, казался раздутыми потолстевшим. Правда, не больше, чем сами американцы в своих бронежилетах,надетых один на другой, с утолщенными прокладками из мягкого синтетика,смягчающего удары.

В его стороны повернулись головы, когда подошел к двери ивзялся за ручку. Сергей протянул к нему руку, но Акбаршах покачал головой:

– Не надо, друг. Я решил.

Ахмед крикнул резко:

– Что ты решил?

– Я сделал глупость, но я прошу не наказания, анаграду... Позволь мне умереть первым во славу Аллаха. Я взял взрывчатку.Американцы решат, что я иду сдаваться. А когда буду возле ворот...

Ахмед не успел открыть рот, Акбаршах оттолкнул его руку,открыл дверь и вышел. Яркий свет ударил по глазам, он с потрясающей ясностьювидел улицы и дома этого враждебного мира. Все блистало чистотой,нечеловеческой чистотой и безжизненностью, словно весь западный мир сталбольшой больницей для тяжелобольных, которым глоток свежего воздуха смертелен.

У запертых ворот с автоматами наперевес стояли коммандос,неимоверно толстые, все рослые и широкие, как футболисты, Дальше полицейскиеавтомашины, в два ряда, от разноцветных мигалок рябит в глазах. В сторонке дваавтобуса с надписями на бортах TV, а на крышах суетятся бородатые лохматыемужики с телеаппаратурой, стреляют солнечными зайчиками ему в глаза.

Он вскинул руки, показывая, что не вооружен, медленно началспускаться по ступенькам. Тяжелая взрывчатка сжимала ребра, тяжело дышать, онприкрутил ее чересчур туго, но даже сейчас на всякий случай втягивал живот,чтобы, не приведи Аллах, не заметили излишнего брюшка, так непривычного длясухощавых и подтянутых арабских мюридов.

От ворот закричали в мегафон:

– Эй, остановись!

Он поднял руки еще выше, растопырил пальцы. Два десяткаавтоматов смотрели ему в лицо, а еще, он знал, сотня винтовок с оптическимиприцелами следит за каждым его шагом, он чувствует кожей лучи лазерныхприцелов...

– Не могу, – крикнул он, – если яостановлюсь, мне выстрелят в спину!

После секундного замешательства в мегафон проорали, словноони где-то видели глухих воинов ислама:

– Тогда иди медленнее! Нам нужно тебя рассмотреть.

У вас же сотни телекамер снимают меня, промелькнуло у негопрезрительное. Сотни фотообъективов с теленасадками. Вы же рассматриваете менядаже сейчас в приборы ночного видения...

На лбу внезапно выступила испарина, сердце сжалось. А вдругони на расстоянии определят, что на нем взрывчатка?

Стараясь их отвлечь, он указал на окна здания, сделалтаинственный жест, пусть думают, что он хотел сказать, он и сам не знает, но доворот осталось с десяток, шагов... девять... восемь... шесть... Надо подойтиеще ближе, столбы чугунные, вкопаны, как делали только в старину, петли наворотах толстые, а цепями такими бы линкоры пришвартовывать, а то иавианосцы...

Прости меня, папа, мелькнуло в голове. Прости меня, мама...Но я должен. Во всем нашем роду никто не опозорил себя трусостью или недобрымпоступком. У меня восемнадцать братьев и двадцать две сестры, трое братьев врядах федаинов, но ни один не получил даже царапины... А так в знатных родахбудут говорить, что дети шейха Исмаила не опозорили древний род: его младшийсын уже погиб за правое дело Аллаха...

Сквозь людской гомон он слышал, как их старший велел всемгромко и четко:

– Держать его под прицелом! Этот придурок можетпопытаться прыгнуть в щель между машинами!

– Не удастся, там блокировано, – ответил уверенныйголос.

– Все равно, лучше остановить раньше!

– Сделаем, капитан!

– Держать под прицелом!

Когда Акбаршах был уже в трех шагах, из-за машин началиподниматься головы в касках, с закрытыми прозрачными щитками лицами. На этихлюдях было навешано столько, что они выглядели огромными варанами, панцирныещитки укрывают от макушки до пят, даже лиц не видно. У каждого в руках автомат,черное дуло смотрит в Акбаршаха. Он видел десятки этих дул в трех шагах, изнал, что еще несколько сотен провожают каждый его шаг, глядя с крыш.

Их старший, мужчина с суровым квадратным лицом, такиевыглядят крутыми и нравятся женщинам, сказал резко:

– Лицом на машину! Раздвинуть ноги!.. И не вздумай дажедышать!!!

Акбаршах послушно повернулся к ближайшей машине, расставилноги, наклонил голову, и оперся ладонями о холодную металлическую поверхность.Глядя искоса, видел, к нему метнулось сразу несколько человек. По телупробежала горячая волна, ожгла, он ощутил безумный восторг, непонятное счастье,недоступное простому смертному, успел подумать, что это весть от самого Аллаха,его пальцы молниеносно ухватились за шнурок на груди.

– Аллах Акбар!

Он увидел в этот самый сладкий миг в своей жизни, безумныйстрах этих недочеловеков, что заметили его просветленное лицо, успели понятьчего ждать, в диком страхе попытались отодвинуться, хотя знают же, что страшнымвзрывом все будет разнесет на сотни шагов во все стороны и даже вобьет вземлю...

– Аллах Акбар, – успел повторить он уже мысленно,на слова не было времени, и он знал, что явится в сады джанны со счастливойулыбкой на лице, повзрослевший вдвое, ибо там всем мужчинам по тридцать пятьлет, его встретят самые красивые женщины. – Это вам за...бурю в пустыне...

От грохота особняк качнулся, как куст под ударом ветра.Страшная взрывная волна со звоном выбила остатки стекол. На месте ворот торчализа уровне земли оскаленные пеньки от столбов, дальше пусто, только напротивоположной стороне площади страшными факелами полыхали отброшенные к стенеполицейские машины. Их разбросало, как спичечные коробки, людей вблизи зданияне осталось, далеко страшно и жалко выли сирены.

– Выходим! – закричал Валентин страшно. –Выходим!

Он пинком отворил дверь и выпрыгнул головой вперед,перекатился. Никто не стрелял, даже снайперы на крышах исчезли, словно взрывповыбивал им винтовки из рук или посворачивал прицелы.

За ним стучали шаги, все четверо пронеслись через двор.Между пеньками столбов дымится широкая воронка, словно в ворота угодилаавиабомба. Остатки забора изогнуло и повалило, куски просто вышибло взрывнойволной. Хлопки первых выстрелов прозвучали, когда под сапогами застучалдымящийся асфальт уже далеко на улице.

Опомнились снайперы на крышах, эти самые опасные, Валентин савтоматом в руке, не стреляя, помчался по улочке, стремясь достичь ближайшегоповорота.