напиться мутной воды подходит корова с теленком, от которого пахнет молоком. Он смотрит на крестьянку мутным взглядом, в его зрачках она видит свое выгнутое отражение и площадь, где невозмутимо пасется все остальное стадо.

Когда муж заболевает в первый раз, она сначала надеется на передышку, но он удваивает усилия, подобно насекомым-однодневкам, которые, едва перевоплотившись, спариваются и откладывают яйца в пресных стоячих водах. Возможно, чувствуя серьезность положения, мужчина инстинктивно старается передать по наследству пороки своего рода и изъяны своей крови. Следующей весной его рвение увенчивается успехом, но женщина воспринимает прекращение месячных как награду Небес за аскетизм и бесконечное покаяние. Живот растет медленно, но утренняя тошнота терзает душу и тело. Она утешается мыслью о том, что этот ребенок – дитя человеческое, а не один из отпрысков Сатаны, извергнутых ее чревом. Сейчас она бы не поручилась за их реальность и все-таки чувствует отчуждение от себя самой, отстраненно взирает на то, как меняется тело, и терпит беременность, как суровое наказание.

Элеонора появляется на свет в морозный день. Земля заледенела, животные как неприкаянные души бродят по неприветливым ландам в поисках остатков пожухшей от холода травы. В очаге горит огонь, но отец ждет снаружи, сидит на своей скамеечке, закутавшись в несколько одеял. Ему хочется держаться подальше от повитух, снующих из закутка за кухней к кровати и обратно, заваривающих пахучий малиновый лист с гвоздикой, полощущих тряпки, подливающих горячей воды в медные тазы, покрикивающих на роженицу, приказывающих то тужиться, то закусить покрепче кусочек кожи. Они массируют умелыми руками не опроставшийся живот, выдавливая ребенка. Элеонора рождается с петлей пуповины, обвившейся вокруг шейки, синюшная, безгласная. Повитухи перерезают пуповину ножом, трясут девочку за ножки, она издает слабый крик утопленницы, ее моют, кладут на живот матери, та даже не пробует шевельнуться, только смотрит, как крошка ползет к ее груди. Одна из повитух выходит на двор поговорить с отцом, он тяжело распрямляется, встает в дверях, не решаясь перешагнуть порог. Снежинки тают у него на плечах, впитываются в мягкую ткань одеял. Он смотрит на жену и багрового младенца.

– Это девочка, – сообщает женщина. Он кивает. Говорит:

– Пойду кормить скотину… – и медленно удаляется в темноту… чтобы помочиться.

Повитухи развешивают простыни сушиться перед огнем, покрывают головы платками и, придерживая их рукой у подбородка, возвращаются в Пюи-Ларок. Роженица остается наедине с ребенком. Девочка такая тщедушная, что может уместиться на ладони, но, движимая предвосхищением жизни, сжимает кулачки и изо всех своих крохотных сил пытается извлечь из материнской груди молозиво. Малышка много недель существует в пеленках, как куколка в коконе. Когда ей удается вынырнуть из анемичного оцепенения, она смотрит серыми и словно бы невидящими глазами на отстраненное лицо родительницы, а та тщетно пытается просунуть коричневый сосок между ее бескровными губками.

Родители торопятся окрестить дочь, не веря, что она выживет. Мать чувствует себя оскверненной беременностью и родами, а потому отказывается выходить из дома, варить суп, носить воду из колодца и очень этим гордится. Женщина сидит – степенная, отгородившаяся от внешнего мира, Элеонора лежит у нее на коленях или в корзинке-колыбели, отец помешивает говядину с овощами или кукурузную кашу, которую приготовил под руководством жены. Соседи-фермеры приходят поздравить супругов с рождением дочери, преподносят подарки. Ни один ей не нравится. Священник проводит обряд в присутствии матери и отца, который надел свой лучший костюм, и ему явно не по себе в церкви. Элеонору в белом, вязанном крючком крестильном платьице с кружевами представляют Спасителю, взирающему на нее с распятия. Отец презирает религиозные чувства и ханжество жены. Крестьяне и моряки суеверны, в церковь они ходят, потому что «так полагается», но признают эстетическую красоту древнего культа. Отец стоит у крестильный чаши и отвечает на вопросы священника. Отец Антуан простужен, он то и дело сморкается в свой белый стихарь и проповедует на гасконском, чтобы быть понятым паствой:

– Вы отвергаете грех?

– Отвергаю.

– Вы отвергаете то, что привело ко злу?

– Отвергаю.

– Отрекаетесь ли вы от Сатаны, отца греха?

– Отрекаюсь.

– Веруете ли вы в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого?

– Да, верую.

Сельчане сидят в ряд, затянутые в потертые чиненые костюмы, блеклые платья с карманами, набитыми шариками нафталина, запах которого перекрывают аромат свечей и ладана. Они повторяют хором:

«Такова наша вера. Такова вера Церкви, которую мы с гордостью провозглашаем в Господе нашем Иисусе Христе».

С начала времен женщины ходят за скотиной, а мужчины возделывают землю и, когда подойдет срок, забивают животных. На рассвете, едва развиднеется, она выходит во двор. На одной руке несет корзину-колыбель с Элеонорой, в другой держит ведро с черствым хлебом и зерном. Ребенок досыпает в атмосфере смешанных ароматов птичьего помета и сенной трухи. Куры машут крыльями, поднимая жаркий ветерок, мать собирает теплые пахучие яйца и пристраивает рядом с дочерью, переходит в загон для свиней, подтягивает вверх подол юбки и придерживает пальцами ног сабо, утопающие в рыхлой земле. Свиноматка лежит на соломе, на боку, и тихо-мирно кормит выводок поросят. Едва появившись на свет, каждый отвоевал место у соска. Малыши пищат от удовольствия, пьют молоко, не открывая глаз, их ненасытные рыльца вымазаны белой пеной. Женщина долго их разглядывает, потом вспоминает старую сказку, которую и теперь еще рассказывают у камелька, берет одного поросенка, тот вырывается, визжит, но она кладет страдальца в корзину под одеялко, нагретое Элеонорой, и животинка в конце концов затихает. Мать укладывает дочь на сено, поближе к свинье, берет двумя пальцами сосок, вкладывает его в ротик девочки, и та начинает жадно сосать, цепляясь за «кормилицу» крошечными ручками, а поросята согревают маленькое красное гладкое тельце. Женщина быстро и ловко сворачивает шею поросенку-«отщепенцу», возвращается во двор и, подойдя к куче навоза, выкапывает ногой ямку и зарывает маленькое тельце.

Семейство держит двух свиней – больше им не прокормить. Одну оставляют себе, другая предназначена на продажу. Каждый год, в первый день мясного базара, они заталкивают в деревянную клетку животное, которое несколько дней очень плотно кормили, и водружают на телегу. Хозяйка сидит рядом и угощает свинью вареной картошкой через щели в досках, чтобы та не нервничала, как можно реже гадила и не теряла в весе. «Удачная» свинья потянет на двести килограммов, а иногда даже больше, выручить за нее можно тысячу, а то и полторы тысячи франков. На эти деньги через багроволицего типа покупают двух молодых подсвинков. Посредник одет в элегантное пальто, красный фетровый берет, бархатные брюки и