Еська тоже стала писать письма. Конечно, не сразу, а как научилась. Но всеми важными событиями, происходящими за год, непременно хотелось поделиться с Йориком. И он точно так же хранил ее аккуратно выведенные послания в конвертах, разрисованных цветочками и сердечками. И так же перечитывал, при этом каждый раз зачеркивая в календаре еще один прошедший день.

Наверное, Йорику было десять, Еське – восемь, когда он вдруг заявил, что когда вырастет, обязательно ее найдёт! Обязательно! И узнает ее из тысячи других девочек! И они обязательно всегда-всегда будут вместе! Непременно. А чтобы Еська его тоже узнала из тысячи других, он предложил замечательную идею. Взяв простую синюю шариковую ручку, он подошел к Еське, развернул ее маленькую ладошку и нарисовал на ней две коротких параллельных линии – это они… а между линиями еще одну – волнистую – это зеркало. Затем все обвел в аккуратное сердечко и, гордясь только что придуманным символом, провозгласил:

– Вот, смотри! Я нарисую тебе этот знак, и ты сразу вспомнишь обо мне!

– А я тебя, Йорик, и так никогда не забуду!

Вот и сейчас, спустя десять лет, Еська до сих пор помнила своего самого лучшего друга.

Почему-то им тогда и в голову не приходило спросить настоящие полные имена, адреса в конце концов. Ведь она даже не знала, в каком городе Йорик живет. Слишком радовались они каждой подаренной зеркалом встрече и, словно сговорившись, боялись спугнуть это волшебство.

Десять прекрасных недель, по одной в новый год. Вот оно – Еськино счастье. То, что она бережно хранила в укромном уголке своего сердца. То, о чем другие даже не догадывались. То, что сейчас отчего-то отзывалось болью. Почему? Да просто потому, что сказка в один прекрасный день закончилась, не пропустив Еську к другу, а лишь показав страшную, просто ужасающую картину. На противоположной стороне она не увидела комнаты своего друга, лишь только выгоревшее дотла помещение, которое даже от обломков и гари не вычистили. В этот миг она просто потеряла сознание, а очнулась лишь через несколько дней.

Мама объяснила, что у нее вдруг диагностировали страшнейшее воспаление легких, четыре дня они боролись с высокой температурой, но слава богу, выходили свою единственную дочь.

Еська молчала. Как сказать маме, что дело не в простуде? Просто в груди у нее теперь огромная черная-пречёрная дыра, размером с Тихий океан.

На поправку она пошла нескоро, отлежав ещё, наверное, месяц под строгим маминым присмотром. И хорошо, что мама была рядом. Возможно, она все же чувствовала, что Еське на самом деле еще плохо и дело даже не в болезни, непонятно откуда взявшейся.

Выходила, отпоила, отогрела. Обнимала и просто молча сидела рядом. И Еська, в силу своего переходного возраста, до этого случая не чувствовавшая особой привязанности и доверия к матери, была теперь безгранично благодарна за такую поддержку. Когда просто любят и помогают вот так, без слов…

Анастасия.

Это я неслась по холлу до гардеробной, спеша покинуть здание, а за мной собственно, никто и не гнался. Если не считать моих собственных монстров и страхов. Потому что до сих пор я не могла переступить через себя – чужие прикосновения мне были ненавистны. А Игорь, он каким-то образом преодолел все мои закидоны. Наверное, он действительно меня любит, раз терпит мою холодность. Только каждый раз, как кто-то кладет мне руку на плечо, обнимая даже по-дружески, я вздрагиваю, потому что это не ЕГО рука. А держать мою ладонь не позволяю никому вообще…

Игорю все равно, он понимает, что у меня особенные тараканы в голове и чаще всего предлагает свою руку, согнутую в локте, чтобы я, утопающая в болоте своих заморочек, держалась за него, как за спасательный круг. Он ценил, просто восхищался, что столько лет я себя берегла. Не для него, конечно, но Игорю об этом знать совсем необязательно.

Я действительно досталась ему невинная во всех смыслах. Не только телом, но и душой. Потому что дружить в свою юность с парнями совершенно не хотела. Потому что ни один из них не прошел самый первый и самый простой тест. Всем ребятам, которые хотели бы со мной общаться, я протягивала простую шариковую ручку и просила нарисовать на ладони что-нибудь…

Ну, понятно, конечно, что половина из них писали свой телефон, часть усердно калякали что-то романтичное, были и такие, кто просто крутил у виска и уходил. Я не жалела. Просто искала. Всеми возможными способами. И отчего-то чувствовала, что Йорик меня тоже ищет…

Только время беспощадно. И даже я со своей верой в волшебство и чудеса, понимала, что нужно забыть и просто начать жить дальше.

Уже на подъезде к дому, пока таксист маневрировал между домами, пытаясь подобраться поближе к указанному адресу, мне позвонил дорогой жених.

Побеспокоился, куда я пропала. Ответила просто, что устала и немного опьянела.

– Ну и хорошо, кисуль, что ты уехала. Тут уже просто бардак, все нажрались. Половина мужиков пошла покорять третий этаж. Я немного поговорю с ребятами и тоже домой. Увидимся послезавтра. Завтра даю возможность тебе отоспаться. Люблю тебя, моя конфетка.

– Угу, и я… Пока.

Меня передернуло в омерзении от этого их корпоративного "кисуль". И снова выбросило в воспоминания, там, где мне всегда хорошо…

Йорик никогда не называл меня как-то обыденно. Для него я была ромашка, волшебница, хохотушка. Он просто обожал прикасаться к моим волосам, перебирать пряди, пропускать их между пальцев, каждый раз говоря, что они переливаются золотыми искрами, как у настоящей феи. И эти скромные прикосновения рождали в моей душе и смятение, и огонь, но никогда не были противны…

Я сама себе уже не нравлюсь. Со своими закидонами. И да, к психологу я ходила. И мне сказали, что это нормально, придумать себе друга в детстве. Возможно сказалось то, что я единственный ребёнок в семье, что мне не хватало общения или внимания. В общем, через два часа промывки мозгов я ушла ни с чем. Единственное, что понимала и без врача, что нужно себя переломить и начать хоть с кем-то отношения. Настоящие…

Как раз на ловца и зверь. В тот же месяц мы познакомились с Игорем.

Кофе. Бессонная ночь. Снег за окном.

Моя комната.

Уже, конечно, не та, что раньше. Здесь и мебель другая, да и ремонт теперь по последним веяниям моды. На окне вместо штор – занавесь из тонких радужных жгутов, подсветка везде, где только можно, удобный компьютерный стол, кресло, кровать для меня одной.

Я мечусь, как раненый зверь, потому что предоставлена сама себе вдоволь. Родители уже пару лет как живут отдельно, в загородном доме. Видимся по выходным, но и этого мне достаточно. Отчего-то в собственной семье теперь неуютно, одиноко и даже немного завидно. Возможно потому, что папа и мама до сих пор относятся друг к другу очень трепетно. А я, как кактус, выросший среди фиалок. И моя вторая половинка неизвестно где. И вообще, жив ли он? Ну вот, снова думаю о плохом. А не стоит…