Аскорбиновая кислота в таблетках — понятно, тошнило беднягусильно на втором месяце. А вот — надо же! — туалетная вода для мужчин,французская, коробка не распечатана. В подарок, наверное, кому-то приготовила,но не отцу же! Тоже надо отдать, не выбрасывать же такую дорогую.

Книжки какие-то, учебник английского.

Надежда заглянула, нет ли штампа. Нет, не из нашейбиблиотеки, значит, надо отдать.

Вот в последнем ящике документы: профсоюзный билет,комсомольский, фотографий пачка, вот школьные еще — Надежда узнала Олю, вотлетние на даче. Кто же тут Маринкин хахаль-то? Нет, не то все, ребята там всемолодые, почти мальчишки, а Маринка искала себе кого пошикарней. Может, женатыйкто у нее был? Да, вот еще записная книжка и ключ какой-то.

Надежда пролистала записную книжку.

Фамилии, еще в школе записанные детским почерком, — чтотут найдешь? А ключ от дома, что ли? Вряд ли. Ключ обычный, от французскогозамка, кто же в наше время входную дверь на один французский замок запирает?

У них в лаборатории похожий замок, так, когда дверь случайнозахлопнулась, Стас-механик этот замок простой шпилькой открыл.

Ненужный какой-то ключ. И надо кончать с этим барахлом, итак себя уже мародером чувствуешь. Надежда собрала вещи в пакет, документызавернула отдельно, все мелочи сунула в ящик с карандашами, рука не поднимаетсявыбросить, потом, когда уж сорок дней пройдет.

Евгений Петрович Киселев заглянул в дверь:

— Можно?

Следователь поднял голову от бумаг:

— Я вас вызывал?

— Нет, но я узнать…

— А, Киселев, потерпевший. Что вы хотите?

— Узнать хочу, как дело двигается, когда вы мнескажете, кто дочку мою убил.

— Ну, гражданин Киселев, об убийстве и речи не было,думали самоубийство, да и то…

Следователь с сомнением покрутил головой.

— Так ведь начальник ее…

— Ну, что начальник, что начальник?

Допросил я его, ну отругал он ее утром!

Кстати, за дело, если не врет. — Следовательвздохнул. — Да если бы все, кого начальство ругает, с крыши бы сигали, унас и народу бы никого не осталось, в транспорте бы свободней стало.

— Так ведь нет на свете дочки-то!!!

— Ты погоди, — следователь заглянул в дело, —ты погоди, Евгений Петрович.

Следователь был родом из-под Вышнего Волочка, и после первыхдвух фраз начинал называть собеседника на «ты». Разумеется, на вышестоящееначальство это не распространялось.

— Ты мне вот что скажи: установлено, что ушла она сработы не позже четырех, а врач сразу же определил, что смерть наступила отсеми до одиннадцати. Где она три часа была и с кем?

— Не знаю.

— А не могла она, — следователь помялся, — нупредпраздничный день, компания веселая, выпили там, а потом она.., нуоступилась случайно и…

— Да не пила она по помойкам! Вам бы только делозакрыть!

— Спокойно, гражданин Киселев. От вскрытия ведь выотказались? Вот ваша подпись.

— Этого вскрытия две недели ждать.

А хоронить когда?

— Значит, ничем помочь следствию вы не можете? Тогдаидите, гражданин, и не мешайте работать. Когда будут новости, вам сообщат.

Евгений Петрович вышел на улицу, прошел немного под дождем.

— Сволочи! Сами нарочно со вскрытием тянут, чтобыродственники отказались, возиться не хотят.

Он вспомнил, что так и не сказал следователю о телефонномзвонке и как его отфутболили в консультации. Он повернул назад.

— Ну погоди, гнида очкастая! Через прокурора с тобойразговаривать будем!

В среду Надежда позвонила Оле на работу и договориласьвстретиться с ней на «Горьковекой» перед вечерними занятиями в ЛИТМО.

— Здравствуйте, Оля, простите, что отнимаю у вас время.

Худенькая, незаметная девочка, с Маринкой ничего общего, авот, дружили с первого класса.

— Пойдемте в «Лотос», выпьем кофе.

Скажите, — начала Надежда, — вы часто с Маринойвиделись?

— Последнее время реже, а в этом месяце совсем невстречались.

Так, значит, Марина не говорила ей ничего про беременность.

— А на похоронах это все одноклассники были?

— Да, ребята из школы.

«Воспитанная девочка, — подумала Надежда, — будьна ее месте Маринка, царствие ей небесное, давно бы меня подальше послала смоими расспросами».

Оля продолжала:

— Она в школе другая была, училась всегда хорошо, всеей легко давалось. А потом как-то изменилась, как-то захотела всего сразу. Мнеговорила: будешь мучиться шесть лет, глаза портить, а кем потом станешь? У нас,говорит, таких идиотов полный институт: мужики железки паяют, бабы бумажкиперекладывают. Ох, простите!

— Ничего, я понимаю. Наверно, не очень лестно она о насо всех отзывалась.

Оля промолчала.

— А как же она собиралась свою жизнь устраивать?Учиться, я так понимаю, она не хотела. Может быть, она замуж собиралась?

Молодые люди за ней ухаживали?

— В школе за ней много бегали, а потом она всех отшила,сопляками называла. Она говорила, кто-то у нее на работе был. Там какие-тосложности, она говорила, если выгорит, она сразу жизнь свою устроит: и машинабудет, и квартира, и деньги. Он и так ее на машине возил. Она говорила: лучшеодин раз рискнуть, все на карту поставить, чем всю жизнь, как ее родители,лямку тянуть, хотя родители ее очень любили и никогда ничего для нее не жалели.

— А она не могла немного преувеличивать, скажем так?

— Вообще-то, она прихвастнуть любила, но со мной нет. Яей не соперница!

— Да вы умница, Оленька!

Оля опустила голову.

— Зачем она это сделала?

— Что, с седьмого этажа бросилась? Скажите, Оля, а высами-то в это верите?

— Но ведь говорили, что начальник ваш…

«Ну, Полякова, зараза, и тут успела!» — это про себя, авслух Надежда ничего не сказала и стала прощаться.

А назавтра начальнику позвонили и срочно вызвали кследователю. К вечеру он на работу не вернулся. Дома Надежда ждала звонка, недождалась, стирала, потом залезла под душ, и тут-то зазвонил телефон. «Непойду», — сонно подумала она, блаженствуя под теплыми струями, нопочему-то сама не поняла, как оказалась в коридоре у телефона.