— Вот увидишь, там дома более высокие, чем у нас. А вдоль авеню стоят большие здания, построенные, в основном, из розового кирпича, — говорила старая дама. — По воскресеньям ты должна обязательно гулять вокруг Капитолия. Это величественное здание, в котором находятся мэрия и театр. Ты можешь также прогуливаться вдоль Южного канала.

— Нет, я не осмелюсь выходить в город. Я боюсь заблудиться, — возразила Анжелина.

— Заведи себе подругу, а еще лучше двух! — воскликнула Жерсанда. — И обязательно пиши мне, все рассказывай. Договорились, малышка?

Анжелина, нежно целуя старую даму, обещала писать. В последние месяцы узы, связывающие их, окрепли. Молодая женщина чувствовала себя более свободно в обществе экспансивной аристократки, но одну ее просьбу так и не смогла выполнить: Анжелина продолжала называть подругу мадемуазель Жерсандой, не в силах обращаться к ней просто по имени.

Поезд замедлил ход. Анжелина, наплакавшись вволю, увидела в окно вокзал Буссанса. Здесь ей предстояло выйти, чтобы пересесть на поезд, идущий по более крупной железнодорожной линии, связывающей Тулузу с атлантическим побережьем и курортными городами, построенными в эпоху Второй Империи, например, с Биаррицем, возникшем по прихоти императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Монаршая чета высоко ценила железную дорогу, позволявшую им уезжать подальше от Парижа и отдыхать на берегу моря.

Анжелина схватила свой чемодан и выбежала на перрон.

«Мне придется ждать почти целый час», — подумала она, глядя на расписание, вывешенное в помещении вокзала.

Пассажиры ждали свои поезда. Анжелина села на скамью рядом с прилично выглядевшей четой — солидным мужчиной и его супругой. Два солдата прохаживались взад-вперед, куря сигареты. Они бросали на Анжелину любопытные взгляды, но она упрямо смотрела вниз. Молодую женщину все сильнее охватывали растерянность и тревога. Вдруг ей нестерпимо захотелось вернуться в Сен-Лизье, увидеть заснеженные горы, закрывавшие горизонт на востоке и западе. Ей так не хватало всех, кого она любила: отца, с его колкими высказываниями в адрес своих современников, мадемуазель Жерсанды, Октавии, малыша Анри.

«Если бы я сейчас могла пройтись по улице Мобек, войти в наш двор и увидеть, как ко мне бросится Спаситель! — кручинилась Анжелина. На ее сердце лежал камень. — Я дала бы сена нашей бедной Мине. Папа поставил бы передо мной тарелку супа. А завтра утром я поспешила бы на улицу Нобль, чтобы увидеть своего мальчика. Я вновь бросила его!»

Анжелина боролась с душившими ее рыданиями. Она проклинала свое решение стать повитухой. Все говорили, что она хорошо шьет. Какого черта она упорствовала!?

«Мне надо просто сесть на поезд, идущий в Сен-Лизье и отказаться от этой безумной затеи, — думала Анжелина. — Я не смогу прожить целый год вдали от своих родных, в огромном городе. Папа сразу успокоится и почувствует облегчение. Да и мадемуазель Жерсанда тоже. Они так часто пытались заставить меня изменить решение».

Но тут начальник вокзала объявил в рупор о прибытии поезда на Тулузу. Толпа засуетилась. Заколебавшаяся Анжелина продолжала сидеть. Перед ее глазами мелькали образы: она увидела лицо своей горячо любимой матери Адриены, выражавшее глубокое разочарование; вот тело несчастной Валентины, ее разведенные в стороны худые ноги…

«Если бы я не оказалась рядом, когда она родила мертвого ребенка, она мучилась бы еще несколько часов», — сказала себе Анжелина.

Она вспомнила, как была возбуждена, когда стояла у изголовья кровати Валентины, принимая первые в своей жизни роды. Это были яркие, четкие воспоминания, тем более что, несмотря на все ее усилия, роды окончились трагически.

— О боже мой! — воскликнула молодая женщина, вскакивая со скамьи. — Я должна ехать!

Анжелина выбежала на перрон. Один за другим раздались два свистки. Локомотив выбросил в серое небо струю дыма. Механик, воспользовавшись остановкой, разогревал котел. Запыхавшаяся Анжелина поднялась в ближайший вагон.

— Чемодан! — воскликнула она. — Я забыла чемодан!

Она быстро вышла из поезда и тут же столкнулась с каким-то мужчиной лет сорока в костюме-тройке под дорогим пальто с каракулевым воротником. Он кивнул ей.

— Мадемуазель, вот ваш чемодан, — вежливо сказал мужчина. — Я видел, что вы последней вышли из зала ожидания, и решил, что он принадлежит вам.

— Спасибо, мсье! Не знаю, успела бы я его взять. Я уже хотела обратиться к начальнику вокзала…

— Дело улажено, — ответил мужчина. — Поднимайтесь в вагон. Поезд сейчас поедет.

Анжелина протянула руку к чемодану, но незнакомец не отдал ей его.

— Вы не позволяете мне быть любезным до конца, — пошутил он. — Я тоже еду этим поездом. Давайте войдем в вагон.

Анжелина подчинилась. Она была смущена и хотела поскорей укрыться в купе, уверенная, что элегантный мужчина едет первым классом.

«Лучше бы он ушел, вместо того чтобы насмешливо смотреть на меня», — подумала Анжелина, прежде чем еще раз поблагодарить мужчину.

— Я очень рад, что смог вам помочь, — улыбаясь, ответил тот.

Наконец мужчина ушел. Анжелина не ошиблась: он направился к вагонам, в которых путешествовали зажиточные люди, не желавшие терпеть общество простолюдинов.

«Еще один именитый горожанин, богатый коммерсант, — подумала она. — Но какое это имеет значение? Если бы не он, я оказалась бы в незавидном положении».

Сидя в глубине переполненного купе, Анжелина погрузилась в воспоминания, которые хотела изгнать из своей памяти. Несмотря на все усилия, она вновь и вновь видела надменное лицо Гильема Лезажа, слышала его суровый и одновременно бархатный голос. В следующее мгновение ей показалось, что она опять пьянеет от страстных поцелуев и любовного бреда, заставлявшего их бросаться друг другу в объятия на опушке леса или в саду около крепостных укреплений. «Нет! Нет! — говорила она себе. — Не надо! Только не это! А все этот элегантный мужчина! Его голос так похож на голос Гильема. Он такого же роста, такого же телосложения…»

На этом сходство заканчивалось. У незнакомца были седеющие белокурые волосы, довольно светлые глаза, возможно, зеленые или голубые. Он носил очки в металлической оправе. Анжелина не обратила внимания на лицо мужчины. «Он не показался мне уродливым, но он не такой красивый, как Гильем».

Чтобы не думать о своем бывшем любовнике, Анжелина принялась рассматривать лица других пассажиров, наблюдать за тем, что они делают. Это безобидное занятие немного развлекло ее в пути.

Уже стемнело, когда Анжелина вышла на перрон вокзала Матабио. Все ее сбивало с толку: толпа, запахи, звуки большого города, доносившиеся издалека. Она пошла за пассажирами, миновала большой зал, освещенный газовыми лампами, и очутилась на улице. Вдоль тротуара стояли фиакры. Она подошла к ближайшему. Кучер приветствовал ее, приподняв шляпу.