Сунуться к родителям? Но он знал, что денег, ни за что, не дадут. У Юльки с Рашидом просил, — но разве помогут! Оставалось идти, в ближайшие бары, побираться…

Дойдя до кинотеатра, зашел в распложенный рядом, «Трактир». Никого! Судя по всему, посетители только ушли, оставив после себя, в кружках, недопитое пиво. А, черт с ним! Опохмелиться надо! И Михаил, подсев за столик, стал допивать чужие остатки.

— Ну-ка, ну-ка! — завопила барменша. — Ты че, здесь уселся?! Вчера ведь, гнали в три шеи! Давай, давай-ка отсюда!

— Ну, посижу немного. Что вам жалко? Некуда мне идти…

— Это никого не колышыт! — светловолосая, в переднике, женщина ухватила за плечо и потащила. — Иди, а не то охранника позову! Счас он придёт!

На счастье алкаша, охранника Васьки не было. А то бы, задал ему по первое число!

— Пойду тогда, в другой бар! — сплюнул побирушник. — Ну, неужели не понимаете, что плохо мне! Плохо!

В другой «точке», Михаилу повезло, — встретились знакомые.

— A-а! Поэт! Проходи, проходи! Почитай, че-нибудь!

Налили водки. Компания была пьяна. Начал декламировать проверенную «Старую Зареку». Публика захлопала.

— Нет, дорогой! Так не пойдет. Поэт должен выступать на сцене! А ну-ка, ребята, поставьте его на стол!

Михаила, под хохот, водрузили средь стаканов и бутылок. Но было уже наплевать. Водка пала на «старые дрожжи», так что он, пьяный, поддался общему настроению и, с пафосом, стал выкрикивать сокровенные стихи…

…Очухался в вытрезвителе, в «обезьяннике» за решеткой. На деревянных нарах, вдоль стен, сидели и лежали пьяные бедолаги. Кто-то спал, кто-то разговаривал. Дух стоял, — хоть беги.

— Товарищ капитан! Может, отпустите? — крикнул пленник через решетку. — Вы же меня знаете!

— В отдел поедешь. Не могу я… — знакомый офицер что-то читал, углубившись в бумаги. — Да и сколько можно, блин, выручать?

— Дак че, такого-то сделал? Почему в отдел?

— Накуролесил ты в баре, отвечать придётся!

— Дак пьяный же был. Ничего не помню!

— Ну, мало ли…

Через час приехал «Уазик», и алкаша втолкнули в кабину, с неким пьянчужкой. В отделе, когда туда прибыли, вынули из карманов всё; заставили снять, даже шнурки от ботинок, и посадили в холодную камеру.

Его охватило отчаяние. К тому же, — начался отходняк. Бросился стучать в железную дверь.

— Откройте! Плохо мне! Жить не хочу!

— Да это же «мусора»… Хоть сдохни здесь, не помогут! — откликнулся парень с нар. — Ляг, успокойся лучше…

— У меня давление! — алкаш со страдальческим лицом, повернулся к нарам и опять застучал — Вызовите «Скорую помощь»! Пожалуйста!

В ответ — молчание.

Он начал биться еще исступлённей.

— Слушай, ханыга! Будешь стучать, мы тебя в одиночку, в карцер посадим. Вызвали «Скорую», приедут, сказали…

Через некоторое время, загремела щеколда. Михаила вывели в какую-то комнату. Там — ожидал доктор. Знакомая личность!

— Вы меня помните? Да в шахматы, в саду Горького, играли! Помогите, увезите отсюда! — зашептал бедняга.

Врач только кивнул головой, смерил давление.

— Ого! 180 на 100. Да вам пить нельзя! Товарищ майор, мы его забираем в больницу!

Радости Михаила, не было предела. В машине «Скорой» вымолвил:

— Спасибо!

— Но вам, действительно, нужна помощь. Уколы поставили. В приёмном покое понаблюдают.

Но в больнице, как только приехали, прибор показал 140 на 90. Просто в милиции, несчастный поддался панике. Его тут же, отпустили домой.

Отходняк, после недельного запоя, длился больше трёх суток. Михаил, по незнанию, отпивался пивом, и от этого было, лишь хуже. Который уже раз, давал зарок: не пить ни при каких обстоятельствах! Ведь какие неописуемые мучения! Не лежится, не сидится, не спится… О, Боже мой! Состояние усугублялось еще тем, что Ленки, до сих пор не было дома. Куда пропала — неизвестно. Мать так и сказала: не надо было гнать… Хотя сдержать себя, он не мог. Такой уж характер! Или всё, — или ничего!..

Алкаш лежал у родителей, когда прибежала Ритка и сообщила: «Твоя-то, у нас! Пришла!..». Он, в ликовании, рванулся туда.

Зая сидела на кухне, делая вид, что ей всё безразлично.

— Ну, — пошли, что ли? — сдерживая радость, притворился суровым мужем. — Где столько дней-то была?

Ленка молча, прошествовала в квартирку, что рядом.

— Я отчитываться не обязана… — и вдруг, бросилась Михаилу на шею. Разлука пошла им на пользу. Оба соскучились так, что не могли остановиться. Тут же, повалились на кровать…

— Хотела увидеть, хотела?! — горячо шептал «муж», после неистовой бури слияния.

— Жить без тебя не могу! — Ленка покрывала лицо поцелуями.

— Значит, любишь?!

— Люблю! Очень!

Примирение состоялось…

Он гладил её по предплечью, по груди, по животу. Потом, нежно стал целовать, в том же порядке… Неожиданно для себя, спросил:

— Лена, давай поженимся? Ты согласна?

— Да…

— Завтра же, подадим заявление! Хочу, чтоб была официальной женой. Моей, и больше ничьей…

— И ребёночек у нас будет! И заживём, душа в душу… Мечтаю о доме, огороде, скотине. Ну, как в деревне…

— Дак мы и так, в деревне живём. На фиг, благоустроенную квартиру! Буду писать научные труды, а Лена помогать… Всегда мечтал об этом.

— Ты — мой муж. Любимый!..

Между тем, и Зая, и Михаил, прогуляв рабочие дни, оба остались без работы. Да и черт с ним! Горлов платил копейки; а в садике, зарплата няни, вообще, была смехотворной. Что же касается ребёнка, о котором мечтала подруга, то Ленка, не смотря на интенсивную половую жизнь, почему-то, так и не могла забеременеть. Потом уже, она признается «мужу», что детей иметь никогда не сможет. Потому что, дескать, застудила органы еще в Дагестане, когда пьяный отец выгонял, на ночь, глядя, из вагончика, в котором жили, и дочь спала, прямо на голой земле. Но эта басня про холодную землю, как и многое другое, была ложью…

Отдав заявление в ЗАГС, и сообщив о своём намерении родителям, они вступили в какой-то, радужный этап взаимоотношений. Любовь переполняла обоих. Ходили за пруд, вдоль речки, до горы Орёлки. Забирались на самую верхотуру.

— Я хочу тебя!

— Но не здесь же, дурачок! Дойдем до дома, и делай со мною, что хочешь!

И он нёс «даму» на руках, сколько хватало сил. Оба безудержно смеялись, выливая, наружу, охватившие чувства.