Тот отозвался не сразу, выдавая, что действительно не прислушивался. Сегодня он вообще вел себя странно: был рассеян, суетлив и совсем не так радушен, как в первую встречу. Удивляло также отсутствие в приемной секретаря и гробовое молчание телефона, по номеру которого Влад дозвонился накануне. Судя по всему, его просто выключили.

– А? – наконец подал голос психотерапевт, заметив, что в кабинете повисла тишина, и запоздало осознав, что последняя произнесенная Владом фраза имела вопросительную интонацию.

– Кажется, сегодня действительно не лучший день для визита, – улыбнулся Влад. – Наверное, зря я так настаивал, но сами понимаете, для меня это такое событие.

– Да-да, конечно, – немного неуверенно отозвался Валентин Евгеньевич, который, наверняка, не слышал ни слова из рассказа о воспоминаниях, внезапно накативших накануне. Влад решил использовать этот внезапный «прорыв» в качестве причины для столь необходимой ему срочной встречи.

– Но вы сегодня где-то далеко. У вас что-то случилось?

После непродолжительной паузы психотерапевт вздохнул и виновато признал:

– Простите, Владислав Сергеевич, боюсь, что это действительно так. Кое-что происходит… И это имеет огромное для меня значение, поэтому я и отменил все встречи на этой неделе. Вот только вам и не смог отказать.

«Еще бы, – хмыкнул про себя Влад, – по такому-то тарифу…»

– Это как-то связано с тем, чем закончился наш предыдущий сеанс? – невинно поинтересовался он. – Вы ведь остались помогать полиции. Видимо, дело оказалось серьезное?

– Да, – неохотно признал Валентин Евгеньевич, снова вздохнув. – Но не переживайте, Владислав Сергеевич, мы сможем провести сеанс гипноза, если только вы к нему готовы.

– Если вас это не затруднит, – вежливо поправил Влад. – Ибо я чувствую некоторую ответственность за прерывание вашей работы…

– О, нет, что вы, что вы! – тут же воскликнул Валентин Евгеньевич. – Вы здесь ровным счетом ни при чем. Это судьба меня догнала. Говорят, твой путь тебя найдет, как от него ни бегай. Вот мой меня и нашел. Вы будете сегодня записывать сеанс?

– Да, если вы не против, – кивнул Влад и, доставая смартфон, чтобы включить на нем диктофон, как бы между прочим уточнил: – А что это значит? Ну, насчет того, что ваш путь нашел вас? В контексте возможного преступления это звучит несколько…

– Пугающе? – подсказал Валентин Евгеньевич.

– Интригующе.

– На самом деле, ничего такого. – Валентин Евгеньевич скрипнул креслом. – Просто ситуация с этим мальчиком, которому я пытался помочь, оказалась связана с бывшим детским лагерем… Он находится тут недалеко. Судьба уже в третий раз приводит меня туда. И каждый раз это связано с чем-то жутким. Бумагу и карандаш дать?

Влад так усердно вслушивался в его слова, стараясь не упустить важное, что не сразу понял вопрос. Но сориентировался достаточно быстро.

– Да, давайте. Вдруг снова что-то нарисуется. А этот лагерь, что вы упомянули… Это тот, в котором произошло убийство?

– О, а вы слышали? – психотерапевт как будто удивился.

Влад беззаботно пожал плечами.

– Моя подруга… Девушка, на которую тот парень с ножом напал на шоссе, помните? Она до сих пор не может успокоиться. Откопала где-то в интернете совершенно жуткое видео про этот лагерь и вбила себе в голову, что произошедшая там трагедия как-то связана с тем, что случилось с ней. Ну, понимаете, окровавленный нож, голова куклы… Я полагал, она напридумывала себе, а оказывается, он действительно связан с той историей?

– Ну, с той историей вряд ли, – хмыкнул Валентин Евгеньевич, – парень тогда еще не родился. Но полиция считает, что в том лагере он убил своего приятеля.

– И это стало вашим третьим столкновением с тем местом и его жутью? А когда случились первые два?

Влад старался говорить так, чтобы его вопросы можно было принять за бытовое любопытство. Отсутствие визуального контакта мешало понять, как Валентин Евгеньевич их воспринимает, но тот факт, что он продолжал отвечать, обнадеживал.

– В детстве я пару раз бывал в том лагере. В том числе в последний год его работы.

– То есть когда произошло убийство? – удивленно уточнил Влад, и на этот раз ему ничего не пришлось играть.

– Именно. Плохо помню, как все происходило, мне было всего девять. Но, думаю, те события очень повлияли на меня.

– Поэтому вы стали психотерапевтом?

Валентин Евгеньевич нервно хохотнул.

– Да, черт побери, каждый из нас приходит в профессию через психотравму. Моей стала смерть того мальчика. Он был из моего отряда.

– Да ладно? Кошмар какой…

– Не говорите, – снова вздохнул Валентин Евгеньевич. – Поэтому, когда лагерь снова открыли в нулевых, я пошел туда работать, хотя это было не совсем по моему профилю. Но меня тянуло туда. Я должен был вернуться, чтобы проработать случившееся в моем детстве, взглянуть на это с высоты прожитых лет и полученного опыта.

– Это, видимо, была ваша вторая встреча с этим местом, – догадался Влад. – Но разве в тот раз там происходили какие-то ужасы? Я слышал только про одно убийство.

– Тогда обошлось без убийств, – признал Валентин Евгеньевич. – Точнее… Скажем так: из людей никто не пострадал.

– Что это значит? А кто пострадал?

– Был неприятный эпизод с животными. И с куклами.

– С куклами? – нахмурился Влад. – Куклы пострадали?

– Да, – голос психотерапевта прозвучал неожиданно серьезно. Под ним снова скрипнуло кресло, и следом застучал метроном. – Удивительные они существа – куклы. Вы не замечали? Не замечали, конечно. Они живут рядом с нами, а мы почти не обращаем на них внимания.

– Существа? – напряженно переспросил Влад, против воли прислушиваясь к ритмичным ударам и чувствуя, как наваливается сонливость. Видимо, сказывалась волнительная ночь: после ухода Юли он так и не смог нормально уснуть и в конце концов встал гораздо раньше, чем обычно. – Они же неживые…

– Большинство из них – безусловно, – согласился Валентин Евгеньевич. Голос его с каждым словом звучал все более и более странно. – Но еще в то лето, в детстве, я понял, что кукла кукле рознь. Большая часть кукол – просто кусок пластика. Или дерева. Реже – тряпки. Но есть и другие, не менее живые, чем мы. Они смотрят тебе в глаза. Рассказывают свои истории. Надо просто научиться их слушать.

Влад чувствовал себя все менее и менее комфортно. Ему хотелось уйти, но ритмичный стук метронома и тихий голос Валентина Евгеньевича завораживали, заставляли тело наливаться тяжестью, усталостью. Глаза сами собой закрывались, Влад уплывал куда-то, с каждым новым ударом все с бо́льшим трудом держась за сознание и голос психотерапевта.

– Однажды вы тоже услышите ее, – пообещал тот. – И все поймете. Увидите ее красоту. Для этого вам не потребуются глаза.