Жители Фридланда горько оплакивали погибших русских. У стен одного из городских домов, где располагался лазарет, была вырыта большая братская могила. В честь павших в бою русских солдат была установлена памятная доска, в плиту под нею вмонтированы пять пушечных ядер.

В городском парке — воздвигнут монумент в память о сражении, недалеко от кирхи Святого Георга, на могиле Мазовского, — установлен памятник. В 1868 году его обносили лично император Александр II и Вильгельм I. Интересно, что это почтительное отношение к памяти павших русских сослужит Фридланду добрую службу в 1914 году: войска, занявшие город в ходе Первой мировой войны, не причинили ему никакого ущерба. В знак благодарности за сохранение памятников русским воинам и генералу Мазовскому.

…В начале XX века население Фридланда составляло 3709 человек. Жили здесь представители разных конфессий (католики, лютеране), а также 34 еврея и 65 атеистов. На реке — благодаря сооружённой плотине — работала электростанция, которая снабжала электроэнергией не только город, но и значительную часть Восточной Пруссии. Специально для обслуживающего персонала электростанции в пригороде Фридланда был построен небольшой посёлок, с домами из серии «эконом-жильё», маленькими садиками и т. д. и т. п.

На Велау (Знаменск) из Фридланда ходили поезда. В городе имелись газовый и кирпичный заводы, лесопилка, паровая мельница, сырзавод, пивзавод, бойня… Работали стадион, спортивные залы, теннисный корт, кинотеатр, музей. Функционировали профессиональное училище для девочек, школа имени Агнес Мигель, больница для престарелых, различные объединения по интересам (вроде кружка любителей хорового пения при католической капелле или народного театра при евангелическом общинном доме).

В особой любви к нацистам Фридланд замечен не был, но… в мятежных настроениях — тоже. Были здесь и партийные организации, и гитлерюгенд — всё, как везде. И судьба оказалась такой же, как и у других населённых пунктов Восточной Пруссии. Разве что разрушений поменьше. Но это уже другая история. О том, как проходит былая слава, исчезает величие… а вот река, к примеру, остаётся. И на том месте, где кипели сражения, нынешние жители города (и их гости) устраивают в погожие деньки пикники на природе, ловят рыбу… слушают шум воды (если электростанция осуществляет очередной её сброс).

А в кирхе Святого Георга идут православные службы — и, если разрешит отец-настоятель, можно подняться на башню и обозреть окрестности… как это делалось за сотни лет до нас.

В деревянных дверных косяках домов до сих пор видны отверстия от пуль… А по узким улочкам города, где сохранилась булыжная кладка (а местами тянутся рельсы от конки!), важно ходят солидные кошки. И взгляды их зелёных глаз так сосредоточенно-серьёзны, точно они, кошки, видят то, что лишь угадываем мы: очертания древнего Фридланда, дрожащие в зыбком мареве сегодняшнего дня.

У древних пруссов здесь, на скрещении важных торговых путей, стояло городище Dompnow (от прусского «основа»). Ныне это посёлок Домново, Правдинского района.

Место и впрямь было «основное» — с севера окружённое цепью холмов, с юга — болотом, озёрами и небольшим ручьём. (Остатки привратной башни до сих пор виднеются у древнего въезда на площадку городища.) Принадлежало оно прусскому вождю Туммо, чей род, не покорившись рыцарям-крестоносцам, бежал в языческую Литву от принудительного крещения «огнём и мечом».

Согласно легенде, все женщины из рода Туммо были искусными охотницами и воительницами. А чтобы удобней было целиться и стрелять из лука, они будто бы в юном возрасте… выжигали себе одну грудь. Что, впрочем, не мешало им быть очень востребованными невестами: считалось, что такая мать передаст сыновьям талант воина и охотника со своим грудным молоком.

А чтобы не смущать мужчин своеобразием бюста, женщины Туммо богато украшали свои наряды вышивкой, кожей и мехами. И даже в мужнину постель ложились в рубахах, отороченных у ворота хвостами бобров или куниц.

Слава о женщинах рода Туммо разнеслась так широко, что их выдавали замуж без приданого — наоборот, женихи сами делали родителям богатые подарки. И даже случались попытки всучить заезжим женихам «фальшивых» Туммо: в некоторых прусских семьях загодя увечили дочерей, чтобы впоследствии одна грудь стала их отличительным знаком, ведущим к богатству…

Впрочем, есть и другая версия. Не так давно Йонас Монтвилла, врач-онколог из Каунаса, увлечённый средневековой историей медицины, критически осмыслил легенду о «женщинах Туммо». И предположил, что все они, скорее всего, страдали наследственным заболеванием — раком молочной железы. «Выжигать болезнь» мог посоветовать лекарь (есть сведения, что прусские целители знали и умели многое — и предпочитали радикальные методы избавления от «заразы»). А увлечение девушек охотой и воинским искусством было следствием, а не причиной.

(В средневековой Европе от злокачественной опухоли молочной железы женщины умирали десятками тысяч. Болезнь была настолько распространена, что её отчётливые признаки можно видеть… даже у «Данаи» Рембрандта! Хотя гениальный живописец воспел женскую плоть, соблазнившую Зевса, — позировала ему смертельно больная натурщица.)

Но вернёмся в Домнау. Орденский замок Домнау впервые упоминается в источниках за 1309 год:

«Во исполнение Христбургского договора, в 1300 году в землях Наттангии, в области Тумманис ландмейстер заложил крепость Домнау».

Замок был построен на берегу озера, на холме высотой около десяти метров, там, где и стояло прежде вальное укрепление вождя Туммо.

В 1342 году его, скорее всего, перестроили в камне. Двор замка имел наклон с востока на запад — для стока воды. В самой низкой части находились ворота. Ручей, протекавший неподалёку, был запружен. Форбург отделён от замка остатками снесённого вала прусской крепости. А вокруг замка, кроме того, были возведены оборонительные стены из камня и кирпича.

Замок имел глубокие подвалы со сводчатыми потолками, все жилые постройки были сложены из обожжённого кирпича.

Ещё в XIII веке вокруг замка образовалось поселение — «лишке», получившее в 1400 году городские права.

Город Домнау имел впечатляющий герб: золотая орлиная лапа на красном поле. «Символ силы» — хватает скоро, а держит крепко.

В 1458 году, во время Тринадцатилетней войны (1454–1466), замок был сожжён практически дотла. Но жители города особенно не расстроились. Во-первых, как оборонительное сооружение он уже «не тянул» — что и было подтверждено самим фактом его разрушения. Во-вторых, его остатки были тут же растащены на стройматериалы. Качественно растащены! Сохранился лишь холм.