Элизабета и пыталась откупиться везде, где могла. И в том нет корысти, разве что расчет умного человека, понимающего, кому он должен.

– В таком случае, Ваше Высочество, – заговорил Ронан, подумав, – я прошу вас однажды исполнить мою просьбу. Если она не будет касаться вас, королевской семьи или Логресса, но потребует вашего вмешательства, чтобы мир стал чуточку справедливее.

На лице Элизабеты мелькнуло удивление, а потом глубокая задумчивость. Принцесса кивнула.

– Хорошо, – сказала она, поправляя перчатки с видом победительницы. – В течение года у вас есть право попросить меня о чем-то, что не причинит вреда мне, моему мужу, его семье или стране, которой я принадлежу. И я постараюсь помочь вам – по мере своих скромных сил. Святые и преподобные, – фыркнула она. – Чувствую себя так, словно заключила сделку с проказливым духом!

– Я тоже, Ваше Высочество, – усмехнулся Ронан. – Я тоже.

Сэр Герберт Найтингейл родился в не самой знатной, но процветающей семье. Его прапрадеду был дарован титул барона и земли на юге Логресса, а дед то ли выиграл в карты, то ли удачно заключил пари, но так или иначе получил угольные шахты в Эдингтоне.

Сэру Герберту было около семидесяти лет – возраст уже почтенный, он пережил жену, сохранил ясный ум и отменное здоровье, пусть и использовал трость не ради украшения, а потому что сломанная несколько лет назад правая нога действительно иногда уставала.

Сейчас Найтингейлу принадлежали не только угольные шахты, но и фарфоровый завод, торговый корабль, несколько доходных домов – и это только официально. Бенджамин считал, что, как любой прагматичный человек, сэр Герберт, скорее всего, владеет чем-то, о чем не склонен распространяться, чтобы это не повредило его деловой – и светской – репутации.

Еще у него были поместье под Августой, очаровательное и цветущее, и большой дом в столице – ближе к площади Тернера, в деловом квартале.

Флоренс смотрела на портрет будущего жениха и думала о том, что ей стоило бы радоваться. Или наоборот – рыдать от горя. Горевать Флоренс было не о чем, кроме свободы. Прошедшее лето изменило ее больше, чем годы в пансионе, и сегодня утром, наблюдая в зеркале, как Розалин расчесывает ее локоны, накрученные на ночь на маленькие бумажные жгутики, Флоренс думала о том, что в отражении она видит кого-то другого.

Не ту девушку, которая была в нем в начале лета. Она казалась себе взрослее и строже, а еще не настолько потерянной.

Мир за пределами пансиона блестел и сиял, он был утомительным и ярким, свежим и огромным. А она была в нем чем-то вроде песчинки на берегу океана. Флоренс ни за что не хотела бы вернуться в серые стены – пансиона ли, обители, не важно, но и мысли о том, что было бы с ней, сбеги она ради иллюзии свободы, приводили ее к неутешительным выводам.

Мир поглотил бы ее, как волна, набежавшая на берег.

И брак сейчас казался самой правильной, самой удачной дорогой. Флоренс, конечно, переживала, но счастливые в супружестве молодые леди, с которыми она успела познакомиться, делали ее переживания не такими острыми.

Лорд Найтингейл должен был приехать после полудня. До того Флоренс просидела в гостиной с кузинами и леди Кессиди. Дженни читала вслух фрагменты из дамского журнала, Матильда делала вид, что ей интересно, и перебирала свои заметки и зарисовки, а леди Кессиди следила за тем, чтобы Флоренс выдержала маску на лице ровно столько времени, сколько нужно, чтобы смесь из белой глины и масел сделала ее кожу нежной, как шелк. Это было скучно и неловко, особенно когда маска чуть застыла и кожу неприятно стянуло, но Флоренс чувствовала бесконечную благодарность: останься она наедине с собой, пожалуй, не смогла бы справиться с ураганом мыслей в голове.

Перед завтраком она на всякий случай выпила еще пилюлю: произошедшее на балу заставило Флоренс стать бдительнее. Лекарства в серебряном флакончике осталось чуть-чуть, но дядя, с которым несколько дней назад состоялся не самый приятный разговор, обещал, что врач примет Флоренс на следующей неделе.

Дядя был разочарован, но не зол.

– Что же, – сказал он. – У тебя был шанс, Флоренс Голдфинч, но ты его упустила.

Флоренс хотела бы сказать, что шанса у нее не было и дядя об этом отлично знал, но она промолчала. И приняла волю опекуна с покорностью и смирением, как полагалось благодарной племяннице.

Он рассказал ей, что лорд Найтингейл сейчас ищет супругу: молодую, с хорошим образованием, приятной внешности, доброго нрава. Ищет, подумала Флоренс, слушая дядю, как иные ищут породистую лошадку или пса, но не спутницу жизни. Или как дом в провинции, оценивая расположение, площадь и участок. Ну и пусть, Флоренс даже не чувствовала обиды. Что-то надломилось в ней и заставило принять как должное и лорда Герберта Найтингейла, и то, что через месяц она станет его женой.

Потому что дядя Оливер уже почти договорился.

– Говорят, королевская чета готова официально объявить о том, что Ее Высочество ждет ребенка, – сказала вдруг Дженни.

Она сидела с хмурым видом уже несколько минут.

Дженни вообще была всем недовольна со дня, как ее наказали за платье, особенно если приходилось терпеть рядом Флоренс.

Чаще она отговаривалась головной болью или делами, придумывая многочисленных подруг по переписке или желание поупражняться в живописи, пока сад еще не отцвел, но все, включая леди Кессиди, понимали, что происходит. Сегодня она изволила выйти из пещеры, как выразилась Матильда, и сидела, щурясь, будто кошка на слишком яркий свет.

– С каких пор тебя интересует королевская чета? – спросила леди Кессиди.

– С тех, дорогая матушка, как в этом доме стало сложно и неуютно, – отозвалась Дженни. – Куда приятнее наблюдать за тем, как счастлив кто-то, кому на роду написаны богатство и благополучие. И верить, что, может быть, и тебе перепадет немного волшебной пыли.

Леди Кессиди удивленно наклонила голову. Матильда издала сдавленный смешок:

– А уж тебе-то оно как перепадет, сестрица?

– Как-нибудь, – огрызнулась Дженни. – Та женщина в шатре, гадалка, помнишь? К которой мы ходили на весенней ярмарке? Она сказала, что если правильно мыслить, то мир вокруг начнет исполнять желания.

Матильда посмотрела не нее так, словно вместо слов изо рта Дженни выпрыгивали маленькие лягушки, как в сказке, и вдруг рассмеялась. Флоренс и леди Кессиди переглянулись: смех Матильды, искренний и громкий, удивил их обеих.

Дженни сконфуженно отбросила в сторону журнал и скрестила руки на груди. Она обиделась.

– Матильда, – ласково начала леди Кессиди. – Я рада слышать твой смех, но не кажется ли тебе…

– Той гадалкой была переодетая леди Фоксглоу! – Матильда вытерла слезы, брызнувшие из глаз. – Ну и дурочка ты, Дженни Силбер, раз не смогла распознать игру!

Дженни засопела. Казалось, еще одно слово – или смешок, усмешка, да даже тень усмешки! – и она вспыхнет и накричит на них всех.

Леди Кессиди собиралась уже вмешаться, но в дверь постучали: Розалин пришла сообщить, что гость, которого они ждут, обещал быть через полчаса. А значит, пора было собираться.

Леди Кессиди хлопнула в ладоши и обвела девочек деловитым взглядом.

– Флоренс, – сказала она мягко. – Иди умойся. Розалин поможет тебе привести себя в порядок. И не переживай, – добавила она, подойдя ближе и погладив Флоренс по волосам. – Это не экзамен и не испытание. В этот раз точно нет.

Лорд Найтингейл появился ровно в полдень. Он был один – никаких слуг или сопровождающих, только тяжелая трость, на которую этот сухой, хрупкий старик опирался. Герберт Найтингейл был худ и невысок, словно годы не только выбелили его волосы, но и иссушили тело. Дорогой костюм из отличного сукна сидел на лорде Найтингейле неплохо, но Флоренс почему-то казалось, что в этом сюртуке и жилете он похож на юнца, только что вылетевшего из отцовского гнезда.

Обед прошел по-деловому тихо. Флоренс наблюдала за тем, с кем скоро окажется связана узами брака. А он, если и следил за ней, делал это незаметно.

Она вспоминала лорда Монтгомери – душевного и веселого, болтливого, интересного и яркого. Лорд Найтингейл почти все время молчал, отвечая лишь на прямо заданные вопросы. Голос его был спокойным и по-стариковски тихим, но взгляд и суждения – ясными. А еще он мало ел и отказался от вина, попросив налить в бокал чистой воды без добавок.

– Я слышал, у вас скоро день рождения, мисс Голдфинч? – спросил лорд Найтингейл как бы между делом.

– Да, – сказала Флоренс. – Двадцатого сентября.

– Вы бы предпочли провести этот день с семьей или с подругами? – Лорд Найтингейл смотрел на нее исподлобья, постукивая по скатерти кончиком ножа.

Флоренс задумалась. Все последние дни рождения она встречала в пансионе, в кругу