– Что ж это за группа такая, – сквозь зубыпробормотала я. – А мое имя?

– Я не собираюсь идти у вас на поводу и продолжать этотбессмысленный разговор. – Чувствовалось, что теперь Геннадий Андреевичразозлился по-настоящему.

Он нажал невидимую кнопку под столом, и в комнате появилсяпарень в камуфляже.

– Уведите, – приказал новоявленный босс, кивнув наменя.

Я поднялась и с большой неохотой последовала за конвоиром.Конечной точкой нашего короткого маршрута оказалась комната без окон, большепохожая на камеру. Железная кровать, тощий матрас, подушка и армейское одеяло.В закутке возле двери унитаз и раковина.

– Располагайся, – сказал парень, пропуская менявперед.

– Ты меня знаешь? – спросила я.

– Знаю, – неохотно ответил он. – Но ничегохорошего о тебе сказать не могу.

– Ясно, – поскребла я затылок и плюхнулась накровать. Несмотря на то что ночь я провела без сна, спать не хотелось. Вкомнате горел свет, не яркий, но все равно раздражающий. Разглядывая потолок, япопыталась оценить ситуацию. Вскоре начала нервно хихикать, а потом и вовсерасхохоталась. Должно быть, со стороны это выглядело приступом помешательства.Впрочем, было от чего спятить. Я – какой-то там агент, выполняющий секретныезадания. Глупая шутка. Глупая шутка для Ермаковой Марины Геннадьевны, двадцатипяти лет от роду, менеджера ничем не примечательной фирмы, девицы, котораякаждый месяц откладывала деньги на отпуск, ходила в бассейн и по пятницам пилапиво в компании сослуживцев. Но я вовсе не Ермакова Марина Геннадьевна, в чемсмогла убедиться. А для той, кем я была в действительности, секретные заданиямогут быть привычным делом. Однако согласиться с этим совсем непросто. Хотя,скорее всего, придется. Офисная девушка не уложит четверых здоровых мужиков, амне это удалось без труда. Что же со мной произошло четыре месяца назад и как яоказалась в этом городе, если мне надлежало быть в Питере?

Эти мысли неотступно преследовали меня все последующие дни.Надо сказать, отлеживаться мне не давали. Довольно скоро в камере появилсяохранник и сопроводил меня в соседнюю комнату, где ждал мужчина с хмуройфизиономией. Меня усадили в кресло, нацепили с десяток датчиков и принялисьзадавать вопросы. «Детектор лжи», – сообразила я. Первый сеанс длилсябольше часа. На следующий день все повторилось. Когда им надоело развлекатьсяподобным образом, мне предложили пройти сеанс гипноза. Я охотно согласилась,что вызвало у Геннадия Андреевича легкое недоумение. Он, должно быть, продолжалсчитать, что я валяю дурака. В действительности я куда больше, чем он,нуждалась в воспоминаниях. О результатах мне ничего не сообщили, но повыражению лиц я догадывалась, что они не очень радуют.

Продолжалось это около недели. Кстати, определить времясуток было затруднительно, так что о количестве проведенных здесь дней я моглалишь догадываться. Мои вопросы эти люди игнорировали, и я перестала ихзадавать. О своих перспективах я предпочитала не думать. С Павлом мы все этовремя не виделись, но я была уверена, он еще здесь. На восьмые сутки япочувствовала себя вконец измотанной, в голове каша, стресс давал себя знатьвспышками агрессии: я колотила по стене ногами и орала так, что охранник, нерискуя войти в комнату, грозился из-за двери надеть на меня смирительнуюрубашку и заткнуть мне рот.

После одного из таких припадков дверь вдруг открылась, и вкомнату вошел Павел. Осунувшийся, похудевший, с темными кругами вокруг глаз. Вруках у него была канцелярская папка. Дверь за ним закрыли на ключ, он сделалпару шагов и устроился на полу напротив меня, вытянул ноги и положил папку себена колени.

– Как дела? – спросил тихо.

– Глупее вопроса у тебя нет? – хмыкнула я. Онсделал круговое движение рукой, указывая взглядом на потолок, что моглоозначать лишь одно: нас прослушивают. И протянул мне папку:

– Это твое личное дело.

Я открыла ее и стала читать. Павел наблюдал за мной, а яухмылялась. Чувство было такое, что все прочитанное не имеет ко мне никакогоотношения.

– Занятно, – сказала я, возвращая ему папку.

– Ты что-нибудь вспомнила? – спросил он.

– Нет. Мозги того и гляди взорвутся…

– Странно.

– Что странно? – не поняла я.

– Как только я прочитал свое личное дело, вспомнилпочти все.

– Почти?

– Я по-прежнему не знаю, что произошло четыре месяцаназад. Но сейчас не об этом. Кажется, нам поверили. По крайней мере, они неотвергают возможности, что над нами хорошенько поработали. И определенныесобытия стерты из нашей памяти.

– Прекрасно, – хмыкнула я. – И что дальше?

– У нас есть задание. Возможно, это проверка. В любомслучае от того, как мы его выполним, зависит наше будущее.

– А я ничего не собираюсь выполнять.

– Мне с большим трудом удалось убедить их, что толькоты… в общем, я поставил условие: либо мы действуем вместе, либо я отказываюсь.Это наш единственный шанс. – Он открыл папку, перевернул листок и огрызкомкарандаша быстро написал: «Соглашайся».

– Можно узнать, что за подвиг нам предстоит совершить?

– Об этом позднее. Сейчас необходимо твоепринципиальное согласие.

– О’кей, я согласна. Спасем Родину и весь мир. Надеюсь,ничего, кроме этой малости, не потребуется?

Он кивнул, поднялся, сделал шаг в сторону двери, но вдругвернулся и меня поцеловал. Постучал в дверь, ее немедленно открыли. Павелвышел, успев махнуть мне рукой.

Несколько часов я пребывала в одиночестве. Появился конвоир,принес обед (есть приходилось сидя на кровати и держа поднос на коленях). Черезнекоторое время он опять явился, на этот раз с моей сумкой. Бросил ее на пол имолча протянул мне паспорт и конверт. В конверте были деньги, в паспорт язаглядывать не стала, каким именем меня назовут в этот раз, волновало меняменьше всего.

– Через полчаса уезжаем, – сказал мне конвоир,сегодня он был в обычных брюках и рубашке с коротким рукавом.

– И чем мне заняться эти полчаса?

– Ну, порадоваться, что тебе повезло, – усмехнулсяон.