Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Грандиозно! – обрадовался Ший Корай Аранах, ухватился за край крыши и спрыгнул на землю так легко, словно не весил вообще ни черта.
Отобрал рюкзак, убежал с ним на кухню, грозился оттуда (по-русски, поскольку бессовестно врал), что все захапает, ни куска не отдаст. У Анн Хари не было сил даже в шутку с ним препираться, он сидел на крыльце, улыбался, слушал, как друг дурачится, пока тот не спросил:
– Эй, ты вообще в порядке?
– В порядке. Просто не в том, в котором обычно. В каком-то другом. Надо к нему привыкнуть. Или не надо? Не знаю пока.
Ему было так лень подниматься с крыльца, что сказал: «Я лежу на кухонном диване», – и, естественно, сразу же обнаружил, что он уже там. Вообще-то Анн Хари никогда так не делал. Ни один адрэле в здравом уме не станет расходовать силу слова по пустякам. А тут сперва брякнул и только потом подумал: «Это я зря».
ШиКоНах укоризненно покачал головой. Но не стал комментировать. Типа, ты уже давным-давно взрослый, сам понимаешь, что так не надо, можно и промолчать. Налил кофе в чашку, принес Анн Хари, сам устроился рядом, на полу, у него в ногах.
Крепкий кофе не взбодрил, а подействовал как снотворное, так бывает, когда очень устал и точно знаешь, что можешь позволить себе забить на все и поспать. Глаза слипались, так что на Ший Корай Аранаха он смотрел сквозь ресницы, из-за этого тот казался прозрачным, зыбким и радужным, как мыльный пузырь.
– Говорю же, я в каком-то странном порядке, – вздохнул Анн Хари. – Сплю наяву и веду себя черт-те как. Наверное, это просто похмелье. Совсем от него отвык. Мы как-то незаметно надрались. Книжку всю ночь обсуждали. И вообще все на свете. Вопросы жизни и смерти. Ну, то есть литературы. Как очень юные пьяные дураки. Когда я в последний раз засыпал на полу в чужой гостиной? Да пожалуй что вообще никогда.
– Кто же знал, что тебе для счастья именно этого надо. Я бы организовал.
– Ой, ты бы – да! Но и так получилось неплохо. В смысле, лучше всего на свете. Спасибо. Я давно так легко и спокойно не жил.
– Прозвучало, как будто прощаешься, – нахмурился друг. – Неужели надумал съезжать?
– Прощаюсь, – едва ворочая языком, согласился Анн Хари. – Но ненадолго. Я отсюда не съеду, пока ты сам от меня не устанешь, да и тогда – не факт. Только взгляну на этот странный город в ТХ-19, который якобы похож на Грас-Кан. Если понравится, задержусь там немного, если нет, уйду сразу. Но в любом случае…
– Ты вернешься, – перебил его Ший Корай Аранах.
– …я вернусь, – повторил Анн Хари.
И оба рассмеялись от облегчения, что так просто оказалось это сказать.
* * *
• Что мы знаем о веере вероятностей?
Можно спорить, вы – ничего. Я, собственно, тоже не то чтобы много. Например, что он объективно есть.
Это выглядит так: на луче линейного времени буквально каждая точка – начало не одного, а множества вариантов развития событий. Находясь в этой точке, невозможно знать, какой из них в итоге осуществится. И не потому что у нас нет дара предвидения. Его-то, может, и нет, но дело не в этом. А в том, что поначалу осуществляются (с неравной силой, с разной степенью достоверности, но все-таки осуществляются) все.
• Что мы знаем о веере вероятностей?
Что наблюдательный человек с крепкой психикой, не склонный отмахиваться от несовпадений, вытеснять их из сознания, забывать, иногда бывает способен заметить тайную борьбу вероятностей, увидеть, как реальности сменяют одна другую. На практике это обычно выглядит чередой мелких нелепостей, которые легко списать на собственную рассеянность – серый бетонный дом через дорогу, знакомый нам с детства, вдруг оказывается кирпичным; на месте высокого ясеня в соседнем сквере растет, предположим, акация; выясняется, что одинокая старая дева из соседней квартиры замужем уже двадцать восемь лет. А на следующий день (через две недели) все снова на месте.
Ну или нет.
• Что мы знаем о веере вероятностей?
Что иногда я вижу его целиком. И не могу не признать, что по сравнению с некоторыми вариантами невозможность реальности, которую я сейчас воскрешаю, восстанавливаю по немногочисленным уцелевшим фрагментам, перестает казаться такой уж великой проблемой. Хотя очень их (нас, конечно же) жаль.
• Что мы знаем о веере вероятностей?
Что людям в такие дела соваться бессмысленно. Не тот масштаб. Но я все равно в них суюсь. И наощупь, полагаясь на нашу удачу (на наивное счастливое ощущение, что мы – любимые котики неизъяснимого), делаю еще один шаг. Продлеваю на день (да хоть на минуту) ту невозможную вероятность, где есть место для меня, для автора книги, для читателей, для всех нас.
• Что мы знаем о веере вероятностей?
Что он раскрывается и разворачивается вот прямо сейчас.
Вильнюс, май 2021 года
– Вот хорошо, что я пошел в зимней куртке, а не в плаще!
Это было первое, что сказал Миша (Анн Хари), очутившись в городе Вильнюсе, на пешеходном Белом мосту. Но это он уже после выяснил – что именно на мосту и что мост пешеходный, а речку зовут Нерис. А в тот момент понял только, что дует пронзительный ветер, причем сразу со всех сторон, ветром был (казался ему) весь мир; он даже вспомнил, что где-то когда-то читал (или видел во сне, или слышал в чужом пересказе, но точно не выдумал, выдумывать он не умел) о реальности-ветре, населенной тоже ветрами, потому что там, внутри вихря, никто, кроме ветра, не смог бы жить. Умом понимал, что здесь не фантастический мир, а обычная ТХ-19, просто дрянная погода, холодная северная весна, но все равно хотел заорать: «Куда вы меня притащили?» – и удрать немедленно в Лейн. Навсегда.
Не заорал, конечно, и тем более не удрал, за столько лет в профессии научился держать себя в руках, хотя когда-то это было его слабое место, в первый миг в любой новой реальности он испытывал сильный шок, и руководитель его первой практики профессор Перемещений Маша Уитни (Лара Тира Агана, но в ТХ-19 ее имя вспоминается так) перед каждым занятием просила его: «Если можно, давай без воплей, пожалуйста», – а потом (примерно к пятому курсу) он, конечно, привык.
– Даже для виленского мая сурово, – заметил Тим. Достал из кармана местный телефон, какое-то время смотрел на экран, наконец сообщил: –
