конструктивная дискуссия. И именно в случае протекающей в компромиссном стиле «состязательной» дискуссии мы видим редкий пример успешного преодоления синдрома «публичной немоты».

На отчетном собрании ПЖСК коммуникативные деформации определялись имитационным характером этого собрания. Не разбирающиеся в тонкостях коммунального управления собственники квартир были поставлены организаторами собрания в положение статистов, от которых ничего не зависит. Такие «бутафорские» собрания есть наследие советских времен, когда не нужно обсуждать, не нужно думать – пришел, поднял руку и домой, чем быстрее поднял – тем быстрее домой[145]. Имитационным характером общественных слушаний были вызваны коммуникативные затруднения и в случае 4. Хотя отчасти они были амортизированы двумя факторами обстановки: строгим процедурным регламентом и умножающим публичность слушаний присутствием СМИ.

Реконструируя ситуации общественных дебатов в Петербурге начала XXI века, можно выделить ряд условий, способствующих успеху коммуникативного взаимодействия в публичном режиме. Первое из них – установка участников публичного обсуждения на достижение консенсуса через диалог, то есть их готовность к совместному производству «общего знаменателя» дискуссии. Участникам наблюдаемых мной собраний редко удавалось перешагнуть взаимное отчуждение и достигнуть консенсуса, но иногда успешные примеры преодоления синдрома «публичной немоты» все же имели место[146]. Успешность этих дискуссий определялась прежде всего общей установкой участников на выработку коллегиального решения, их готовностью следовать принятому регламенту и искать компромиссы. Инициативная «антиаварийная» группа, которую я наблюдал в 2010 году, смогла организовать обсуждение общей проблемы по «состязательному» сценарию, но в компромиссном стиле. Важной составляющей успеха их коммуникативной стратегии был опыт публичных обсуждений, который часть дискутантов усвоили из практики бизнес-переговоров.

Если говорить о «внешних» условиях успеха публичных обсуждений, нужно отметить значение двух факторов: широкой публичности (должны присутствовать «незнакомые Другие» и представители СМИ) и регламентации дискуссии – как самых надежных гарантов консенсуально эффективного сценария эгалитарной и процедурно прозрачной дискуссии. Когда участники дискуссии имеют разные потенции для отстаивания своих позиций (неравная доступность микрофона, разное время на публичное высказывание, диспропорции в информированности о регламенте и т. п.) или когда дискутанты чувствуют, что от их высказываний ничего не зависит, тогда наблюдается быстрое смещение от общих вопросов к частным. Как в случае с отчетным собранием ПЖСК, когда Правление четко дало понять жильцам, что стороны не равны: «Это собрание ничего решить не может…», «Вы можете только заслушать отчет». Осознав властную асимметрию ситуации отчетного собрания, владельцы квартир перешли в «кухонный» регистр, погрузившись в частные жалобы и проблемы. То есть в первую очередь успех публичного дебата зависит от равенства потенциальных возможностей спорящих при отстаивании своих аргументов и/или критике позиций оппонентов[147].

Второе «внешнее» условие, критически важное для успеха дискуссии, – это высокая степень публичности. Чем больше людей присутствует на обсуждении, чем больше на нем журналистов, чем больше потенциальных «кругов»» публичности[148] вовлечено в ситуацию, тем осторожнее и рациональнее ведут себя дискутанты[149]. Высокая степень публичности обычно стимулирует ответственность сторон и позитивно влияет на стиль обсуждения. В тех случаях, когда участники дебата не учитывают этот фактор, ситуация нередко обращается против них. Что, собственно, и произошло во время общественных слушаний по резонансному проекту «Охта-центра». Подчеркнуто формальное, имитационное и пренебрежительное по отношению к публике проведение общественных слушаний 1 сентября 2009 года было широко транслировано и жестко раскритиковано журналистами и гражданскими активистами. Проект бизнес-центра «Газпромнефти» был «похоронен» в том числе и в результате широкой общественной кампании, развернувшейся в СМИ после слушаний в гостинице «Карелия».

Третьим «внешним» фактором, способствующим успеху публичной дискуссии, можно считать высокий уровень регламентации процесса обсуждения. Если обсуждение ведется согласно общей процедуре (избирается председатель, определяется общая повестка, соблюдается очередность и регламент выступлений, ведется протокол, проводятся голосования и т. п.), автоматически повышается культура публичного дебата. И люди способны отстаивать свои позиции даже в условиях неравенства сторон. Как в случае 4, где представители городской общественности смогли включить часть своих претензий к «Охта-центру» в протокол общественных слушаний, потому что стороны жестко следили за соблюдением процедур, фиксирующих аргументы участников слушаний. Но особенно большое значение регламент имеет для акторов, которые собрались, чтобы действительно что-то обсуждать и решать (как в случае 2), а не имитировать дискуссию (как в случаях 3 и 4). Процессуальность, определяющая порядок принятия решений, и ее процедурный характер не менее важны, чем само решение, а легитимность последнего обеспечивается именно за счет следования формальным процедурным правилам. Недостаток внимания к формальным сторонам организации дискуссии часто становился препятствием для выработки общих позиций, совместных решений на собраниях инициативных групп и градозащитных движений («тусовочный» и «состязательный конфликтный» сценарии).

Итак, среди факторов обстановки и установки, способствующих успеху коммуникации в публичном режиме, наибольшее значение имеют четыре условия: 1) соблюдение равенства сторон, соответствующее принципу доминирования силы лучшего аргумента над социальным статусом, 2) использование общих правил обсуждения и разделяемых участниками дискуссии процедур принятия коллективных решений, 3) высокая степень публичности, которая обычно повышает ответственность сторон, 4) развитая коммуникативная компетентность дискутантов, проявляющаяся в готовности взаимодействовать в режиме конструктивного диалога, а также во владении языком публичного высказывания. Для успешной делиберативной практики развитый публичный язык имеет первоочередное значение. Например, Руссо, подчеркивая политическое значение публичного языкового регистра, писал, что «всякий язык, который непонятен собранию народа, есть язык рабов» [Руссо 1961: 266]. Иначе говоря, публичный язык является залогом возникновения свободной «дебатирующей нации»[150]. Людвиг Витгенштейн указывал на конвенциональную роль языка: «…для согласия во мнениях сначала необходимо достичь согласия по поводу используемого языка» [Витгенштейн 1994: 241]. То есть чтобы запустить механизмы делиберативной демократии, россияне должны сначала договориться о значении используемых категорий, а при отсутствии необходимых понятий – совместно создать соответствующий словарь – основу гражданского, публичного языка, который был бы одинаково удален от неформального, аффективного, нерационального «кухонного» регистра и от формального, шаблонного, безличного и церемониального регистра «официоза», возвращающегося в публичную сферу из советского прошлого[151].

Посещая разные собрания петербуржцев, я многократно становился свидетелем коммуникативных деформаций, происходящих на уровне языка. Люди были неспособны внятно изложить свои аргументы, их речь распадалась, последовательно не связанные фрагменты ее трудно воспринимались из-за весьма аффективной манеры, которой оратор как бы компенсировал недостаток смысла. Нередко обсуждение было лишено диалогического характера, складываясь из серии разрозненных, развивающихся параллельно монологов, что в итоге создавало полифоническое ощущение «базара» (как на встречах активистов, проходящих по «тусовочному» сценарию, или на отчетном собрании ПЖСК). Речь многих дискутантов отличалась обилием экспрессивной лексики, безудержным нанизыванием оценочных синонимов, логически невнятной аргументацией, то есть соскальзывала в «кухонный» разговорный регистр (случаи 1 и 3). Можно сказать, что такое зачаточное развитие публичного языка является одним из структурных условий, провоцирующих «публичную немоту» среди граждан РФ. Как отмечала в этой связи