очередность выступлений, в конце был оформлен протокол собрания. По степени публичности отчетное собрание ПЖСК было ограничено. Попасть туда можно было, только прочитав соответствующие объявления, развешанные внутри парадных жилого комплекса за день до самого мероприятия. То есть в собрании смогли принять участие те собственники квартир, которые заметили объявление и были готовы прийти на встречу с Правлением в 17 часов одного из рабочих дней. По критерию равенства вовлеченных сторон отчетное собрание относится к дискуссиям с высокой асимметрией. Различия потенциальных возможностей для отстаивания своих аргументов и критики позиций оппонентов вытекают из следующих условий его обстановки: Правление активно пользовалось возможностями регламента (вел собрание председатель Правления), информационной асимметрией (понимание системы коммунального управления, знание законодательства), а также разного рода манипуляционными техниками (несколько ангажированных ПЖСК собственников, заранее проинструктированных о «правильных» вопросах и бурно выражавших поддержку Правления). Неподготовленные, плохо информированные, разобщенные жильцы не смогли солидаризироваться в выработке альтернативной повестки. Они были свободны в праве обсуждать и критиковать, но лишены возможности реально влиять на ситуацию, поскольку такая возможность была ограничена формальным требованием кворума. Не обладая ресурсами для принятия общих решений, собственники квартир перешли к частным вопросам. Собрание постепенно свелось к хаотичному обмену слабо связанными между собой репликами и жалобам ради жалоб, озвучиваемым без надежды на решение проблемы.

Обратившись к анализу коммуникативной компетенции участников, мы видим гетерогенную картину. Среди докладчиков и диспутантов из Правления все обладали некоторым опытом публичного дебатирования. Среди собственников были люди с разной коммуникативной компетенцией. Некоторые демонстрировали высокий уровень подготовки (их реплики, вопросы и предложения особенно сильно раздражали представителей Правления). Но большинство все-таки были близки к участникам «соседского схода». Каждый говорил «о своем», причем часто в агрессивной манере[136] или, наоборот, в жанре литании.

Классифицируя случай общественных слушаний по «Охта-центру» с помощью категорий обстановки, сразу можно заметить их существенное отличие от других анализируемых в статье примеров публичных дискуссий. Прежде всего, слушания характеризовались высокой степенью регламентации и проходили согласно закрепленным в законодательстве правилам (жесткий регламент, ведение протокола, его последующая публикация в СМИ и пр.)[137]. Подобная формализация до некоторой степени уравнивала возможности высказывания для оппонирующих сторон.

Несмотря на разнообразные уловки организаторов (назначение слушаний на утро 1 сентября – очень неудобный для большинства день – общероссийский «День знаний», выбор помещения в гостинице «Карелия», куда крайне неудобно добираться без автомобиля, повышенные меры безопасности – фильтрация через ряды ОМОНа и пр.), на слушаниях присутствовало около 600 человек. Участие в них могло принять любое заинтересованное лицо, более того, на слушаниях присутствовали журналисты, транслировавшие информацию на потенциально безразмерную аудиторию. То есть ситуация общественных слушаний потенциально предполагала самую широкую публичность. Анализируемый пример характеризуется высокой степенью неравенства участвующих в дискуссии сторон. Так же как и в случае отчетного собрания ПЖСК, общественные слушания по проекту небоскреба были организованы таким образом, чтобы сохранить за представителями ОАО «Общественно-деловой центр „Охта“» максимально возможные процессуальные рычаги. Организаторы слушаний были заранее уверены в невозможности диалога с противниками проекта и попытались провести слушания «с олимпийским спокойствием». Конфликтно настроенная общественность видела свою задачу в том, чтобы его подорвать, а главное – внести в протокол слушаний свою оценку проекта.

Говоря об уровне коммуникативной компетенции сторон – участников общественных слушаний по «Охта-центру», – можно уверенно определить его как высокий. И активисты-градозащитники, и представители застройщика с нанятой ими массовкой сторонников – все были весьма искушены в практике публичных дебатов. Это не значит, что на слушаниях оппоненты продемонстрировали высокие примеры риторического мастерства, рационального аргументирования или искусства в достижении консенсуса. Дискуссия в хабермасовском понимании[138] в конференц-зале гостиницы «Карелия» не состоялась. Не помогли развитые коммуникативные компетенции сторон. Один из участников этих слушаний в интервью охарактеризовал ситуацию следующим образом: «К сожалению, большинство публичных обсуждений общественно значимых городских проектов представляют собой либо инсценированный фарс, либо базар. Власти не хотят говорить с людьми, а люди в основном не умеют разговаривать с властью» (Андрей, 1970 г.р., активист одного из градозащитных движений). Действительно, организаторы дискуссии о проекте строительства небоскреба «Газпромнефти» имели административную поддержку городских властей и рассматривали общественные слушания прежде всего как неприятную необходимость, как формальное соблюдение требований законодательства, которое предписывает организовывать публичные слушания перед началом строительства[139]. А градозащитники, лишенные реальных возможностей повилять на планы строительства «Охта-центра», видели свою цель в создании максимально конфликтного режима обсуждения проекта с широким медиарезонансом. Для этого им совершенно не нужно было стараться достигнуть взаимопонимания и консенсуса с представителями ОАО «Общественно-деловой центр „Охта“». Напротив, возможность выработки компромиссной позиции с застройщиком заранее казалась градозащитникам фантастичной. В рассматриваемом случае различие целей и неравенство сторон отчасти компенсировались строгим регламентированием общественных слушаний, в результате чего «слабая» градозащитная публика смогла принудить «сильных» застройщиков к включению части своей критики проекта в протокол слушаний[140].

Сравнительный анализ антропологических наблюдений за современной практикой российских дебатов позволяет описать характерные для них сценарии и коммуникативные деформации. Далее список самых распространенных из них:

1) незнание простейших правил организации эффективного обсуждения[141];

2) игнорирование формальных процедур, регламентирующих дискуссию;

3) массовое неумение слушать оппонентов («есть только две позиции: одна – моя, другая – ошибочная»), а также использование «слухового (не)внимания» в качестве механизма пассивного исключения[142];

4) склонность российских дискутантов к конфликтному регистру взаимодействия[143];

5) монологизм и увлечение нарциссическими стратегиями[144];

6) одновременное использование разных стилей речи в ходе обсуждения (хаотичное переключение с «кухонного» языка на «официальный», с «правозащитного сленга» на «язык хипстеров»).

Завершая анализ практики российских публичных дебатов через категории установки и обстановки, можно сказать, что в большинстве дискуссий, наблюдаемых в ходе исследования, фиксировались затруднения в достижении их участниками общего понимания ситуации и как следствие – практическая неспособность людей договариваться друг с другом («публичная немота»).

В первом случае коммуникативные неудачи были связаны с отсутствием опыта обсуждений общих вопросов и конфликтной установкой большинства участников «соседского схода». В дискуссиях градозащитников и локальных активистов (случай 2) различные сценарии собраний также отличались специфическими видами коммуникативных деформаций. На встречах, проходящих по «тусовочному» сценарию, деформации обуславливались различными целями их участников – одни были ориентированы на процесс (общение), другие – на результат (общее решение), третьи – на «нарциссическую самопрезентацию». Когда дискуссия активистов развивалась по «состязательному» сценарию, она рисковала разбиться о «конфликтный» стиль обсуждения, потому что участникам редко удавалось удерживаться от конфронтации. Если собрание проходило по «авторитетному» сценарию, но в «координационном» стиле, затруднения возникали при нарушении обратной связи между «лидером» и публикой – «рядовыми» участниками. На встречах, развивающихся по «строго авторитетному» и «состязательному» сценариям, коммуникативные неудачи достаточно редки, так как в первом случае – нет дискуссии как таковой, а во втором – имеет место