– Привыкай, – не просьба, приказ, который еще больше заводит.

И едва я делаю попытку и правда привыкнуть к нему, пытаясь понять: он слишком большой или же я слишком отвыкла, как он начинает вколачиваться. Без какой-либо передышки, выбивая эти глупые мысли и заставляя принять как факт, что все… он во мне. И все, что мне остается – это только принять.

Я слабо понимаю, что со мной происходит. Хватаюсь за его плечи, за стену позади себя, за сжавшийся вокруг нас воздух, и понимаю, что мне хватает сил лишь на то, чтобы принимать эти толчки.

Руки повисают бесполезными плетьми, потому что выдержать это удовольствие невозможно. Невозможно пошевелиться – его пальцы сжимают бедра и управляют ими вместо меня. Закрыть глаза невозможно – его взгляд заставляет нырнуть в него, заставляет смотреть на то, как сильно меня хочет мужчина и заставляет поверить, что меня можно так сильно хотеть.

До искажения на его лице, и момента, когда его это мало волнует. До состояния, когда мои тихие стоны переходят в состояние всхлипов, потому что я не выдерживаю, не могу, не умею так долго блуждать по грани, зная, что сорваться с нее не получится.

Он двигается молча, в отличие от меня. Только выдохи наполняют комнату офиса – резкие, громкие, вынуждающие меня забываться и стонать еще громче. Заставляющие меня хватать воздух ртом, потому что кислорода уже не хватает. Размазывающие меня по этой стене своим неприкрытым желанием.

Я не знаю, сколько проходит времени – оно смазывается, растягивается, прячется за этими ощущениями принадлежности мужчине, который не отпускает меня. Я дрожу так, что мне чуточку больно, и так же больно смотреть на лицо мужчины, который всматривается в меня так пристально, словно не ждет, а требует. И мне становится просто невыносимо, когда я понимаю, что ничего не меняется, этот момент повторяется, и сейчас… я знаю, что нужно ему сказать, и даже нахожу в себе силы на шепот, который отпустит его, который позволит ему получить свое удовольствие.

– Кончай, – скольжу губами вокруг его губ, чтобы успеть насытиться и запомнить их вкус, потому что скоро все это закончится. – Кончай без меня, я… не умею… у меня все равно не получится…

Он снова обхватывает пальцами мою шею, заставляя взглянуть на себя. Но вместо того, чтобы сделать пару движений, издать стон и отпустить нас обоих, наматывает мои волосы на кулак. А в глазах его вместо облегчения – усмешка и вызов.

– Спорим на еще один раз, что у тебя все получится, – говорит он.

И это не вопрос. Это еще один приказ, которому я бы и рада последовать, но…

Он не позволяет мне что-либо сказать, не позволяет как-то оспорить, не позволяет мне ускользнуть. Он просто втягивает меня в этот спор, затыкая мой рот поцелуем и считая, что мое молчание – это согласие, не иначе.

А потом отпускает, наслаждаясь моей потерянностью и тем, как жадно я хватаю воздух и в то же время снова непроизвольно тянусь к его рту.

– Знаешь, – ускользает от поцелуя, прижимается губами к моему виску и шепчет чуть громче, не забывая двигаться внутри меня, но так, через шепот проникая еще глубже, еще сильнее, как будто не только внутрь, но и под кожу. – Эта чертова дверь так и осталась открыта… и каждый может войти и посмотреть, как я трахаю тебя у этой стены…

У меня нет сил обернуться или проверить. Нет сил испугаться, потому что от его голоса, от его шепота становится жарко, и я начинаю бояться другого – что он сожжет меня заживо.

Чтобы прекратить эту пытку, прикрываю глаза и опускаю руку вниз, чтобы хоть как-то помочь себе, чтобы мне стало чуточку легче, но он перехватывает мои пальцы, кладет их на свою грудь, удовлетворенно выдыхает и продолжает шептать:

– Хочу, чтобы сегодня ты кончила не от пальцев – оставь это для душа, когда будешь вспоминать обо мне. Хочу, чтобы ты кончила от моего члена. От того, что я беру тебя у стены, и тебе плевать, что кто-то может войти. Ты просто соскучилась по траху, соскучилась по жжению между ног, соскучилась по члену, который внутри тебя, и ты хочешь, но не можешь взять его в рот.

Я не знаю, не понимаю, что со мной происходит и почему эти слова действуют как наркотик, который заставляет меня хотеть еще больше. И чувствовать – острее, четче, глубже, больнее, приятней, до черных точек перед глазами, когда весь мир сужается до глаз гречишного меда.

– Ты ведь хотела бы пройтись по нему языком, не так ли? – искушает меня чей-то голос откуда-то издали. – Чтобы потом он снова вошел в тебя, заполнил тебя, чтобы ты снова стонала так, как сейчас… Блядь, как же сладко ты стонешь… Ты настолько сильно хочешь взять мой член в рот? Настолько хочешь отсосать у меня? Может, мне достать его прямо сейчас?

Я так живо представляю, что опускаюсь перед ним на колени, и он так же властно наматывает на кулак мои волосы, как сейчас, что, скорее всего, перебираю с этим наркотиком.

Перестаю различать, что говорит этот голос. Перестаю различать какие-либо звуки, запахи, перестаю что-либо чувствовать – меня скручивает, простреливая сладкой болью по всему позвоночнику. И, мне кажется, я все-таки начинаю гореть, и это пламя заставляет меня изогнуться, схватиться за единственную опору, которая продолжает вбиваться в меня и одновременно удерживать, не позволяя упасть безвозвратно.

И отправляя туда, где невозможно что-либо увидеть. Туда, где лишь глухота. И где теряются краски. Туда, где ответный протяжный стон, легкие поцелуи и знакомый голос, встречающий мое возвращение:

– Хочешь поспорить на еще один раз, что ты можешь кончить два раза подряд?

Предложение Артема кажется мне еще более интимным, чем секс, которым мы занимались.

И я не могу отчетливо передать, что чувствую в этот момент. Удивление, интерес, желание проверить здесь и сейчас, желание снова почувствовать его вкус, вдохнуть его запах, снова услышать стон, когда он кончает, и в то же время…

– Я усну на тебе, – признаюсь.

– Мне нравится эта фантазия, – говорит он, приподняв пальцем мое лицо, – но я бы внес в нее коррективы. Утро, ты все еще сонная, а я придвигаюсь к тебе сзади…

Я выдыхаю так громко, что мой выдох проходится эхом по офису. Прижимаюсь лбом к груди Артема и всего на секунду прикрываю устало глаза, но когда вновь слышу его голос, такое ощущение, что он меня будит.

– Поехали, – говорит с легкой усмешкой. – Оставим нашу фантазию на следующий раз. Может, с нее и начнем?

Меня заводят его слова, сладко греет обещание и уверенность, что следующий раз состоится. Но всю дорогу, пока мы едем, Артем молчит, и когда подъезжаем к моему дому, тоже не произносит ни слова.

Ни просьбы перезвонить, ни вопроса о том, когда снова увидимся. Он просто меня отпускает.

– Спасибо, что выручил, и вообще… – роняю, глядя на сонный город за окнами, и уже тянусь, чтобы открыть дверь машины, как он меня останавливает.