Молодая женщина объявила, что она будет готовачерез полчаса, так как возьмет с собой детей. Ни за что на свете она несогласится оставить их одних в Царском Селе, а перевезет их в городской дом.

Все было сделано по ее желанию. Но был уже часночи, когда экипаж Ричарда Федоровича остановился перед дачей на Крестовскомострове.

Не желая звонить, супруги вошли со двора итихо направились в гостиную. Охваченная волнением, едва держась на ногах,Ксения Александровна остановилась на пороге и тотчас же увидела Ольгу, котораясидела в кресле, закрыв лицо руками. Сквозь полуоткрытую дверь слышалосьсвистящее и хриплое дыхание раненого.

Ричард Федорович подошел к племяннице и,дотронувшись до ее руки, прошептал:

— Ольга, подыми голову! Здесь твоя мать.

Ольга вскочила точно наэлектризованная. УвидевКсению Александровну, которая бледная и взволнованная, протягивала к ней руки,она бросилась к ней на шею.

На минуту Ксения Александровна забыла все.Наконец-то она снова прижимает к своему сердцу так долго оплакиваемого ребенка,видит эти голубые глаза и этот розовый хорошо знакомый ротик. Года, казалось,исчезли. Это была та же маленькая Ольга, бархатистая щечка которой прижималаськ ее плечу и черные локоны которой касались ее лица. В течение нескольких минутона была только счастливой матерью. На Ольгу же благотворно подействовал этотпорыв самой чистой любви, какая только существует на свете. Она чувствоваласебя под защитой, как птичка, боровшаяся с грозой и, наконец, достигшая гнезда.

Для Ксении Александровны минута забвения былакоротка, а пробуждение еще тяжелее; но Ольга вся отдалась своему счастью.Опустившись на колени около стула матери, она обняла Ксению Александровну,наивно, как ребенок, любовалась ею и осыпала ее страстными ласками.

Потом она стала рассказывать ей про своюжизнь, про свои радости и огорчения вплоть до странных и трагических событийсегодняшнего вечера. Со слезами на глазах молила она простить ей ее падение иобъяснить странное поведение Жана и загадочное молчание Ричарда Федоровича,которого продолжала считать своим отцом.

Как описать, что выстрадала бедная мать вовремя этого рассказа; как передать весь гнев, бушевавший в ее душе противненавистной похитительницы ребенка, виновницы стольких несчастий!

Но в эту минуту она почувствовала себянеспособной открыть истину Ольге; губы ее отказывались сделать это.Наклонившись к дочери, она тихо сказала:

— Чтобы ответить на твои вопросы, мне придетсяговорить о грустных вещах. Отложим лучше это объяснение до завтра. Тогда мы обебудем спокойнее. Знай только, обожаемое дитя мое, что моя любовь и любовьРичарда создадут вокруг тебя ограду, непроницаемую для людской злобы. Надеюсь,что среди нас ты найдешь мир душе своей. В настоящую же минуту тебе необходимолечь в постель и заснуть. Я тоже отдохну немного. Обеих нас утомило сильноеволнение. • Ольга послушно последовала этому совету. Так как она быладействительно разбита и утомлена как физически, так и нравственно, то скорозаснула глубоким тяжелым сном.

Убедившись, что Ольга уснула, КсенияАлександровна прошла в спальню, где сидел Ричард. Сестра милосердияприготовляла компрессы. Молодая женщина села в ногах кровати и со смешаннымчувством горечи и жалости смотрела на раненого, который метался в бреду напостели. С его губ беспрестанно срывались имена Ксении, Ольги и Виолеты,перемешивались с мольбами о прощении, с любовными речами и хриплыми возгласами:«Пить!»

В памяти Ксении с болезненной ясностью всталипервые дни ее брачной жизни с Иваном Федоровичем, когда она наклонялась к немуи, приподняв слегка его голову, давала ему пить.

Тогда он тоже был ранен тою же самойпреступной женщиной, которая похитила их ребенка и довела Ивана Федоровича допреступления. Неужели божественное правосудие никогда не поразит это бесчестноесоздание, принесшее в жертву своей ничем не мотивированной мести столько человеческихсуществ и осудившее их на такие страшные нравственные страдания.

Не будучи в силах справиться с собой, КсенияАлександровна разрыдалась. Муж тотчас же увел ее в смежную комнату и, чтобыотвлечь ее мысли, начал обсуждать с ней происшедшие события. Он советовалКсении Александровне увезти Ольгу к ним, как только она проснется, так как ейневозможно оставаться в доме Ивана. Он просил также купить ей полное приданое,так как ее настоящий гардероб положительно ему ненавистен.

— Сам я должен оставаться здесь. ПоложениеИвана настолько серьезно, что я не могу бросить его одного. Тебе же легче будетоткрыть правду несчастной Ольге вдали от этого рокового места.

Сердце Ксении Александровны болезненносжалось, но, тем не менее, она твердо решилась в этот же вечер открыть ейправду, так как весь дом знал, что пропавший ребенок найден, и роковая истинамогла дойти до нее стороной, без всякой подготовки.

После обеда Ксения Александровна ездила делатьнеобходимые покупки для дочери. Она вернулась такой утомленной, что решилаприлечь отдохнуть. Молодая женщина чувствовала себя разбитой и понимала, что ейнадо собраться с силами для предстоящего разговора.

Оставшись одна в своей комнате, Ольга села уокна и стала смотреть на улицу. Пешеходы и экипажи сновали взад и вперед поулице, но бедное дитя нисколько не интересовалась этим. Грусть и тоска овладелиею. Она предчувствовала какое-то еще неизвестное несчастье, нависшее над еесудьбой, и ее сердце болезненно сжималось. Спустившиеся сумерки еще большеувеличивали ее угнетенное состояние.

Борис, который был в комнате с Ольгой, говорилей:

— Дядя Ричард, слава Богу, здоров, но онвторой муж нашей мамы. Как ты не знаешь, что наш отец — Иван Федорович, первыймуж, с которым мама развелась. Он ранил себя случайно, разряжая пистолет. Тыего уже видела? Ты...

Борис с испугом замолчал, так как Ольга дико ипронзительно вскрикнула. Она вскочила с дивана и прижала обе руки к высоковздымавшейся груди. В широко раскрытых глазах ее светился ужас. Вдруг лицо еезалил темный румянец, черты исказились и, вскинув руками, как бы ища поддержки,она упала на пол, точно сраженная громом.

На этот безумный крик, усиленный еще крикомужаса Бориса, сбежались люди. Ольгу подняли и перенесли на кровать. Когда ееукладывали, вошла Ксения Александровна; она была бледна, как смерть. Ей былодостаточно нескольких слов, чтобы понять, что случилось.

Когда Ольга очнулась, она никого не узнавала.Она то горела, как уголь, то впадала в полное изнеможение, и тело ее холодело.С ее губ время от времени срывались следующие слова:

Я проклята! Оставьте меня!..

Призванные доктора объявили, что у нее нервнаягорячка, осложненная воспалением мозга, и что жизнь ее в опасности.

***

Два дня спустя после описанных выше событий,Юлия Павловна Гольцман сидела в своей комнате перед зеркалом и была занятановой прической, вырывая между прочим седые волосы, в изобилии серебрившиечерные локоны, как вдруг к ней стремительно ворвалась дочь и с видимымволнением села на стул.