Однако, немного успокоившись, я взглянул на дело с инойстороны. Случилась истинная трагедия. Погиб большущий, много обещавший талант —возможно, новый Лермонтов или даже Пушкин. Погиб в восемнадцать лет, не успевсделать сколько-нибудь заметный вклад в отечественную словесность. Несколькоярких стихотворений войдут в антологии и сборники, а более ничего от бедногоюноши и не останется. Какая бессмысленная и горькая утрата! Если бы Гдлевскийналожил на себя руки, как намеревался, это была бы трагедия, но его убийство —это хуже, чем трагедия. Это национальный позор. Долг всякого патриота,дорожащего честью России, внести посильный вклад в прояснение этой постыднойистории. Да-да, я считаю себя истинным русским патриотом — ведь известно, чтоименно из инородцев (как Вы и я) и выходят самые искренние, горячие патриоты.

И я решил сделать всё, что в моих силах, дабы помочь Вашимколлегам из полиции. Я подверг анализу сведения, которые Вы сообщаете об обстоятельствахпреступления, и меня поразило следующее.

Непонятно, зачем кому-то вообще понадобилось убиватьчеловека, который и без того собирался через минуту или через час покончить ссобой?

А если уж из неких целей кто-то все же пошел на убийство, топочему не замаскировал преступление под добровольную смерть? Никому бы и вголову не пришло заподозрить злодеяние при наличии готового предсмертногостихотворения.

Первое, что приходит в голову — случайное совпадение. В тотсамый час, когда Гдлевский готовился к самоубийству (а Вы пишете, что у него вящике стола уже и заряженный пистолет был наготове), в окно влез грабитель и,ничего не зная о роковом намерении жильца, стукнул его по голове обрезкомтрубы. Своего рода злая шутка судьбы. Вы сообщаете, что полиция именно этуверсию считает наиболее вероятной, и спрашиваете моего мнения.

Не знаю, что и ответить.

Думаю, Вам будет небезынтересно узнать, как оцениваютслучившееся члены кружка. Разумеется, история произвела на всех тяжелоевпечатление. Преобладающее чувство — страх, причем самого мистическогосвойства. Перепуганы все ужасно. О случайно залезшем в окно грабителе никтодаже не поминает. Общее мнение состоит в том, что Гдлевский своей бескрайнейсамонадеянностью прогневал Богиню, и за это она разбила на куски его заносчивуюголову. «Никто не смеет заманивать Вечную Невесту к алтарю обманом», — таквыразил эту мысль наш председатель.

Я, как Вам известно, материалист и в чертовщину веритьотказываюсь. Уж скорее поверю в случайного грабителя. Только, если это былграбитель, то зачем он имел при себе обрезок трубы? И потом, вы пишете, что изквартиры ничего не взято. Разумеется, всему можно найти объяснение. Орудие,предположим, он захватил с собой на всякий случай — для устрашения. А ничего непохитил, потому что испугался содеянного и бежал. Что ж, и это возможно.

Впрочем, я отлично понимаю, что моего мнения Вы спросилиболее из вежливости, памятуя реприманд по поводу цирлихов-манирлихов, на самомже деле Вам нужны не гипотезы, а наблюдения. Что ж, извольте.

Я очень внимательно следил сегодня за поведением всехсоискателей — не обнаружится ли чего-то подозрительного или странного. Скажусразу, что подозрительного ничего не видел, но зато сделал одно поразительноеоткрытие, которое Вас наверняка заинтересует.

В рулетку нынче не играли. Все говорили только о смертиГдлевского и о смысле этого события. Разумеется, царили возбуждение и смятение,каждый старался перекричать другого, и нашему дожу с трудом удавалосьудерживать в руках штурвал этого потерявшего управление корабля. Я тоже длявиду подавал какие-то реплики, но главным образом зорко наблюдал за лицами.Вдруг замечаю, что Сирано (тот, кого в прежних донесениях я называл Носатым)словно ненароком отошел к книжным полкам и обвел их взглядом — как бы совершеннорассеянным, однако же мне показалось, что он ищет нечто вполне определенное.Оглянувшись — не следит ли кто (и это сразу усилило мое любопытство) — онвынул один из томов и принялся перелистывать страницы. Зачем-то посмотрел насвет, послюнил палец, мазнул обрез, даже попробовал его на язык. Не знаю, чтоозначали его манипуляции, но я был заинтригован.

Дальше же было вот что. Сирано поставил книгу на место иповернулся. Меня поразило выражение его лица — оно все разрумянилось, глазазаблестели. Изображая скучливость, он медленно прошелся по комнате, аоказавшись подле двери, выскользнул в прихожую.

Я осторожно двинулся следом, думая, что сейчас он выйдет наулицу и тогда я прослежу за ним — очень уж странно себя вел. Однако Сиранопрошел темным коридором вглубь квартиры и прошмыгнул в кабинет. Я неслышнодвинулся за ним, припал ухом к двери. В кабинет можно попасть и другим путем —из гостиной через столовую, но это могло бы привлечь внимание, чего Сирано явнохотел избежать, и вскоре мне стало ясно, почему. В кабинете у Просперотелефонный аппарат, ради которого и был предпринят весь маневр.

Сирано покрутил рычажок, вполголоса назвал номер, который яна всякий случай запомнил: 38–45. Потом, прикрыв ладонью раструб, сказал:«Ромуальд Семенович? Это я, Лавр Жемайло. Номер уже сдали?… Отлично! Задержите.Оставьте колонку на первой полосе. Строк на шестьдесят. Нет, лучше надевяносто… Уверяю вас: это будет бомба. Ждите, немедленно выезжаю». Его голосдрожал от азарта.

Вот Вам и Сирано, хорош «соискатель»! А наши умники всёголовы ломали, откуда у репортера «Курьера» такая осведомленность о внутреннейжизни клуба. Но каков газетчик! Давно зная, где собираются будущие самоубийцы икто ими руководит, мистифицирует публику, изображает неустанные поиски, а тем временемсделал себе имя и, надо полагать, заработал недурные деньги. Кто знал ЛавраЖемайло еще месяц назад? А теперь он звезда журналистики.

Репортер так стремительно выскочил обратно в коридор, что яедва успел прижаться к стене. Он меня не заметил — поспешил к выходу. Дверь вкабинет осталась нараспашку. И тут произошло еще одно странное явление.Противоположная дверь — та, что ведет в столовую и была немного приоткрыта,вдруг скрипнула и сама по себе закрылась! Клянусь вам, я не выдумываю.Сквозняка не было. От этого зловещего скрипа мне стало не по себе. Задрожаликолени, сердце забилось учащенно, так что даже пришлось проглотить две пилюликординиума. Когда же я взял себя в руки и тоже выбежал на улицу, журналист ужеисчез.

Хотя что толку было бы за ним следить — и так понятно, чтоон отправился в редакцию.

Очень любопытно, что за «бомбу» он приготовил для читателей?

Ничего, мы узнаем это из утреннего выпуска «Московскогокурьера».

Примите заверения в совершеннейшем к Вам почтении,

ZZ

17 сентября 1900 г.

ПОГИБ ЛАВР ЖЕМАЙЛО