– Послушайте, чего вы хотите? – простонал Фаустов, закатывая глаза.

– В идеале я хотел бы признания в многочисленных преступлениях с вашим участием, – объяснил Никита. – Но разум подсказывает, что признания мы не добьемся, поэтому будем считать, что снимается кино. Вы не актер, Пал Палыч, – за неимением сценического таланта, вы просто исполнитель роли.

– Снимите меня… – прохрипел градоначальник. – И мы спокойно поговорим…

– Снимаем уже, – подала голос Ксюша. – Относительно вас, Палыч, уже избрана мера пресечения. А после нашего разговора, кстати, если вы считаете себя порядочным человеком, вы будете обязаны застрелиться.

– Сука! – гавкнул Пал Палыч. – Ну, подожди… – и издал серию неприличных звуков, когда Никита опустил веревку, и ноги градоначальника полностью скрылись в трясине.

– Почитаешь ваш послужной список – просто волосы дыбом, – продолжал Никита. – Сицилийская мафия стонет от зависти. От самых примитивных – выделяются деньги на строительство дороги, полотно делается на двадцать сантиметров уже, деньги в карман – до внушительных и вызывающих почтенный трепет: убийств и расхищения крупных государственных средств. За девять лет в отдельно взятом городе вы насадили такой террор, создали такую стальную вертикаль власти, опирающуюся на выгодных людей в столице, что, казалось бы, ничто не может ее сломать. Любые поступления из бюджета – а поступления благодаря связям регулярные – проходят суровый распил и «естественную усушку». Социальные программы в городе практически не выполняются – не на что. Медицина в загоне – за исключением первой городской больницы, куда обычные люди не ходят. Дороги на окраинах не асфальтируются. На многих улицах люди живут без водопровода, а кое-где без электричества. После выборов стали вновь задерживать пенсии – а это уж совсем неприлично, Пал Палыч. Мстите пенсионерам за то, что они вас не любят? Деньги, выделенные на строительство третьего моста через Издрю, разворованы ВСЕ. Даже сваю забить не успели. Согласен, третий мост не самый насущный объект для нашего маленького города, но ведь деньги были выделены! Где они? Когда в наших школах в последний раз проводился ремонт? Здания ветшают, учителя бегут – поскольку на их зарплаты можно лишь раз сходить в магазин. Остаются фанаты своего дела, у них ужасная нагрузка, и они уже тихо ропщут. Любая критика в адрес городских властей недопустима. Единственное издание «Качаловские зори», имеющее вредную привычку высказывать собственное мнение, закрылось два года назад, редактора избили при «невыясненных обстоятельствах». Четыре года назад, после кулуарных переговоров с чиновниками правительства Московской области, живописные Качаловские озера вошли в городскую черту, и началась беззастенчивая распродажа «денежных» участков у воды. Вы нагребли на этой сделке, по скромным подсчетам, миллиарда полтора, из них не менее половины осели на ваших личных счетах. Вы позабыли про страх, Пал Палыч, наша обязанность – напомнить вам про него, поскольку больше это сделать некому…

Никита вновь ослабил веревку, и зловонное болото с бешеной скоростью помчалось в лицо Пал Палычу, и он чуть не задохнулся от страха. Плавал в болоте уже по грудь, издавал невразумительные горловые звуки, глаза его мутнели.

– Но центр города у нас блестит и переливается, – невозмутимо продолжал Никита. – Возводятся современные здания – гостиница, мэрия, бизнес-центр. Строительные компании не просто так выигрывают тендер, они вынуждены платить огромные откаты качаловским чиновникам за возможность работать. На вас пытались завести уголовное дело – о получении взятки, сопряженном с вымогательством. Вы обнаглели – совместно с начальником Качаловского УВД Кудесником потребовали от генерального директора строительно-монтажной фирмы платить вам по семьсот тысяч рублей в месяц. В противном случае вы угрожали привлечь бизнесмена к уголовной ответственности и создать препятствия для деятельности фирмы. Гендиректору пришлось платить, о чем узнал его партнер и обратился в прокуратуру. В течение месяца продолжалась возня, в итоге чего прокурор Говядин признал законным прекращение уголовного дела, а бизнесмену пришлось платить уже по миллиону – за моральный, так сказать, ущерб. В прошлом году вы декларировали свои доходы. Скромненько, Пал Палыч, скромненько. Официальная зарплата за год – около миллиона рублей, два автомобиля не самых престижных марок, трехкомнатная квартира в городе, «небольшой» особнячок на Гусином озере, который придется, видимо, продавать в связи с невозможностью оплачивать его содержание. Почем «Порше» для народа, Пал Палыч? Ладно, можно долго перемывать вам косточки, но скоро в нашей камере сядет аккумулятор, и зрители не услышат и не увидят самого главного. Так что извините, мы не будем зацикливаться на ваших преступлениях, предпочтем, чтобы вы сами в них признались и перечислили своих сообщников в высших эшелонах власти.

– Вы спятили… – пробулькал Фаустов. – Я не совершал никаких преступлений… я законопослушный граж… – рывок веревки, и он чуть не захлебнулся зловонной жижей. Задергался, выпучив глаза, стал вытягивать несуществующую шею, чтобы не нахлебаться.

– Мы ждем, – вздохнул Никита.

– Да пошли вы!.. – внезапно взвизгнул Фаустов и с головой ушел под воду. Ксюша поморщилась и отвернулась.

Снова возникла голова, она фыркала, отплевывалась, обливалась слезами. Потом начала что-то хрипеть: мол, да, он признается в совершенных преступлениях – он вынужден в них признаться, в противном случае его убьют… Никаких сообщников у него нет, есть порядочные деловые партнеры… После того, как Пал Палыч снова вынырнул, «деловые партнеры» стали обретать конкретные лица. Он выплевывал фамилии, должности людей, с которыми осуществлял незаконные сделки, – начиная с незначительных, каких-то десятых замов, но после парочки очередных «утоплений» начал расширять круг. Камера фиксировала фамилии людей в правительстве Московской области – из Министерства по осуществлению контрольной деятельности, из Министерства потребительского рынка и услуг, сельского хозяйства и продовольствия, экологии и природопользования. Всплывали депутаты областной Думы – в комитетах по вопросам транспортной инфраструктуры, имущественных отношений, землепользования и природных ресурсов. Чиновники из столичного аппарата, партнеры в соседних районах, с которыми у качаловского начальства сложились такие же нерушимые связи…

Потом его бормотание становилось невнятным, слова неразличимыми, глаза градоначальника обволакивала пелена.

– Довольно, – заявила Ксюша, поднялась и выключила камеру. – Все это, конечно, очень мило, но не доказательство для суда.

– Зато доказательство для наших поклонников, – возразил Никита. – И согласись, на этих людей будут посматривать несколько иначе, чем раньше. Пусть он кого-то и скрыл, не тех приплел, но ведь не существует честных чиновников, верно? У всех грешки. Держи, пусть у тебя хранится, – он извлек из камеры жесткий диск, отдал девушке, а камеру вместе с треногой, хорошенько раскрутив, забросил далеко в болото. После этого стал натягивать веревку, и бесчувственное тело потянулось из трясины. Топь отпускала мэра неохотно, сопротивлялась, возмущенно пузырилась. Как только ноги чиновника зависли над водой, Никита закрепил веревку, взял шест, к которому заранее привязал стальной крюк, зацепил Фаустова за некогда приличный английский костюм и подтащил к себе. Перерезал веревки, и упитанная тушка свалилась на сухую траву. Ксюша отвернулась, ей было нехорошо, она кусала губы. Никита склонился над своей жертвой, шлепнул несколько раз по щекам. Чиновник что-то бессвязно забормотал, пытался разлепить глаза.