Жизнь — не концерт по заявкам, и выбор в ней сильно ограничен. Учась в школе, я как-то философствовал с одним другом о том, как с самого начала выбрать в жизни верную спутницу. Как ее распознать? Еще хуже: если мы найдем подходящую спутницу, то как мы поймем, что она подходящая? Мы исходили из представления, что должна быть по крайней мере одна возлюбленная. Но, может быть, она единственная? Где она живет — в Уругвае, на Украине или в Узбекистане? Вообще — встретим ли мы ее? Может быть, самая лучшая из мыслимых спутниц жила в Вене в XIX веке и умерла 90 лет назад.

Мы были мальчиками, одаренными неуемной фантазией, наши шансы в глазах противоположного пола казались нам достаточно низкими, так что мы решили, что пойдем путем проб и ошибок. Путь друга привел его в Людвигсхафен, меня — в Люксембург. Шанс найти любовь стал у него, слава богу, больше, чем раньше, но метод проб и ошибок не обязательно повышает вероятность истинной любви.

Но кого мы, собственно говоря, искали и нашли? По каким признакам мы поняли, что эта женщина — именно та, которая нам подходит? Были ли мы свободны, когда встречали своих следующих женщин? Свободны мы были влюбляться или нет? Что нас в них пленяло? Что в этих женщинах било точно в цель — возбуждая в нас не только сексуальный, но и охотничий инстинкт?

Надо сразу оговориться: психология свободы воли при влюбленности изучена очень плохо, и это неудивительно. Никакие тесты, никакие мозговые исследования не раскрывают нам ход процесса, и в целом это хорошо. Попробуем приблизиться к цели другим путем. Если верно, что наша потребность и способность любить возникают из детского опыта, то именно от него и зависит наш выбор предмета любви; этот выбор определяется родителями и, возможно, в меньшей степени, старшими братьями и сестрами, или другими важными для нас людьми.

Уже Зигмунд Фрейд придавал огромное значение детско-родительским отношениям для наших устремлений в зрелом возрасте. Однако во многом Фрейд заблуждался, ибо неверно полагал, что любовь возникает из сексуальности. Для того чтобы подкрепить эту теорию, Фрейд был вынужден приписать маленькому ребенку чрезмерную сексуальность. Последствия изобретенных Фрейдом комплексов зависти и страха для психоанализа широко известны. Ученикам и последователям Фрейда потребовалось приложить массу усилий, чтобы снова и снова разрубать гордиевы узлы явных и предполагаемых впечатлений раннего детства.

Ребенок творит свой мир во взаимодействии с важными для него людьми, составляющими его ближайшее окружение. Именно в это время у ребенка формируются предпочтения, потребности и страхи, которые проявляются позже, при выборе предмета любви. Но когда и каким образом возникают эти представления?

Человеком, решившимся поставить смелый диагноз, стал Джон Мани, с которым мы уже познакомились в 5-й главе. По мнению Мани, образчик наших эмоциональных потребностей формируется в возрасте от пяти до восьми лет. К этому времени все элементы мозаики складываются в цельную картину, и по этим признакам мы, став взрослыми, выбираем партнера. Таким способом мы рисуем карту любви (love тар), топографический план, по которому ориентируемся в поисках влюбленности и любви. Правда, сексуальная составляющая этого плана в восьмилетием возрасте еще далека от завершения — она появляется на карте позднее, во время пубертатного периода, т. е. во время полового созревания.

Когда Мани в 1980 году впервые использовал понятие «карты любви», он полагал, что отыскал формулу для «науки о сексе, половых различиях и брачного поведения» (71). Бывший апостол свободного выбора пола начал трудиться на ниве биологии, дополняя свои выкладки некоторыми рассуждениями о трансцендентности «эго». Если верить Мани, то любящие проецируют друг на друга некие идеальные образы. Эти образы суть именно те карты любви, которые сформировались у них в раннем детстве и запечатлелись в мозгу. Иными словами, считая, что мы кого-то любим, мы предаемся выдуманной нами иллюзии. Мы любим не другого человека, но свою собственную проекцию. При таком объяснении нечего удивляться тому, что все волшебство вскоре улетучивается без следа, ибо никакой партнер не может соответствовать требованиям идеальной проекции.

Биологическая суть заключается здесь в идее о том, что во влюбленности нет речи ни о какой свободе воли. Если верен вывод, что наша личность и ее потребности формируются в нашем подсознании в раннем детстве, то у взрослых едва ли есть какой-то выбор. То, что кажется нам нормальным хаосом психики, настроений, противоречивых чувств и потребностей, в действительности является трудной работой ориентации в карте любви. То, что мы считаем свободой выбора, есть лишь следование нашей давно заложенной в психику инстинктивной воле.

Для ученого это добрая весть, ибо такой подход позволяет до некоторой степени рассчитать механизм возникновения влюбленности. Таким образом, карта любви является главнокомандующим, который высылает вперед фенилэтиламин и окситоцин, когда мы встречаем подходящий объект. Для того чтобы усилить предсказательные возможности своей карты, Мани не устоял перед искушением, и обозначил эти детские предпочтения как «эротические» установки. В этом пункте Мани опасно приблизился к Фрейду.

Что нам следует выбрать из всего этого? То, что наши любовные критерии и любовные потребности формируются в детстве, представляется вполне вероятным. То, что они возникают в пятилетием возрасте — это скорее всего чистая спекуляция. Нельзя ни доказать существование карт любви, ни зарегистрировать или измерить их. Наши предпочтения в любви могут иметь совсем иную природу и отличаться куда большей сложностью. Некоторые люди всю жизнь обращают внимание на совершенно определенный типаж — либо на кареглазых брюнеток, либо на голубоглазых блондинов. Для некоторых внешность вообще не играет какой-то определяющей роли. Есть люди, которых оставляют полностью равнодушными всеобщие любимцы, мужчины или женщины «с изюминкой». Многие ищут в других вполне определенные возбуждающие их черты характера или черты, внушающие доверие. Есть и такие, кто не придерживается в выборе партнеров вообще никаких схем.

Важен ли для меня цвет волос, запах, рост и телосложение или манера поведения, зависит от того, как — чаще всего незаметно для нас самих — воспитывали нас в детстве, как с нами обращались. Но нужно ли для этого, чтобы отношение к ребенку было окрашено в эротические тона? Может быть, мы скорее воспринимаем все это символически, как хорошее и плохое, как привлекательное и отталкивающее? Наши заинтересованности в детстве носят скорее обобщающий характер: связываем ли мы определенные признаки, свойства и поведение с чем-то отрицательным или положительным? Доминирующий родитель может формировать у ребенка опыт положительных переживаний, если это доминирование не было агрессивно направлено против ребенка. С другой стороны, с таким же успехом такое доминирование может переживаться как проклятие, если оно проявлялось подавлением и насилием. Основания могут быть очевидными, но все равно по сути они остаются темными и неведомыми. Дело в том, что и ребенок может одновременно любить и ненавидеть одного и того же человека. Ребенок может воспринимать людей противоречиво и испытывать к ним двусмысленные чувства. Эти чувства тоже оставляют свои отпечатки в нашей душе.