– Ученик Янтарной оказался послушным парнем. И рассказал нам все почти сразу, как только мы пообещали, что это поможет спасти тебя. Удивляюсь, откуда в таком юном молодом человеке такое желание спасать тех, кто, как оказалось, в спасении не нуждается.

Из моей груди вылетел невольный вздох.

Я вернулась к дверце машины, прижимаясь к ней так, будто она – самая дорогая вещь в моей жизни. И просила ее: пожалуйста, пусть это окажется неправдой. Пусть отец придумал это специально, чтобы ещё больше вывести меня из равновесия. Я не настолько дорога Кириллу, чтобы он променял благо своей учительницы на мое спасение.

А даже если так.

Даже если так, значит, он ничего не понял. Он не поверил, что Янтарная – мое спасение. И погубил нас обеих? Не мог же он погубить нас обеих?

От ужасающих мыслей у меня разболелась голова, и я почувствовала, что начинаю постепенно уходить куда-то… вне…

Он солгал.

Отец ли, Кирилл. Не имеет значения. Не имеет значения, потому что не может быть правдой.

Вскоре отец вышел из машины. Я не знала места, к которому он направился. Это было двухэтажное здание, не такое масштабное, как особняк, в котором проводились шабаши, но по-своему красивое: светлое, с белыми колоннами, оно будто источало спокойствие.

А у меня спокойствие всегда ассоциировалась со смертью.

После ухода отца дышать в машине стало легче. Я наконец оторвалась от дверцы, откинулась на спинку и прикрыла глаза.

Домой.

Оказалось, я произнесла это слово вслух, потому что тетя ответила:

– Верно.

И тогда я, выпрямившись, покачала головой и призналась:

– Мне кажется, у меня больше нет дома.

Тетя повернулась ко мне и взглянула с удивлением во взгляде:

– Почему ты так считаешь, Яна?

– Дом – там, где тебя ждут, – я пожала плечами, повторив то, что уже говорила про себя. – Или хотя бы там, где ты никому не противна.

Я посмотрела на Виктора, его русые-белые волосы, точеный профиль и морщинки в уголках глаз. И выдала, не продумав ничего прежде – эти слова как будто созрели в сознании помимо моей воли и только ждали возможности вырваться, ведь и слова стремятся к свободе:

– Скала хранит тепло внутри… Но это не делает ее слабее, напротив, лишь укрепляет, затачивает камни, – я смотрела в глаза тети, мечтая увидеть в них отклик. – Но лед, растаяв единожды, навряд ли вернется к прежнему состоянию. Понимаешь? Тепло для льда слишком опасно.

Я вглядывалась в два черных колодца.

В них были нежность и беспокойство – но больше ничего.

– Что ты пытаешься сказать? – уточнила тетя.

Я покачала головой.

Теперь не пытаюсь.

Нет смысла говорить, если тебя не понимают.

Не знаю, сколько времени мы добирались до квартиры моего отца – я перестала ориентироваться в пространстве, потерявшись вне его. Но добрались, и это был факт. Машина остановилась, и я уже собиралась попрощаться с тетей, как она сообщила, что проводит меня.

Я сразу заподозрила подвох.

Будто она не верила, что я дойду.

И подозрительность моя только увеличилась, когда из машины вышел Виктор, такой высокий по сравнению с моей тетей.

– И вы желаете меня проводить?

– А вы имеете что-то против? – уточнил Виктор.

Видимо, все ещё обижался. Помнил наш первый-последний разговор. Но правда заключалась в другом: с тех пор я поменялась, чрезвычайно поменялась, с ног на голову, с головы на ноги… с бока на бок…

Он обошел машину, открыл багажник и достал из него большой наполненный продуктами пакет с логотипом известной сети магазинов. Захлопнул багажник – и подошел к нам.

Я посмотрела на пакет с сомнением.

– Это мне?

Тетя обеспокоенно кивнула, взяла меня за запястье, свободное от кандалы, и потянула к подъезду. И я, как слепой котенок, последовала за ней, все ещё доверяя. Доверие потерять сложнее, чем кажется. Тем более, если оно с годами лишь укреплялось. Одним ударом, даже метким, эту стену не разрушишь.

Мы вошли внутрь.

Остановились возле лифта. Молча.

В окружении тети и Виктора я чувствовала себя донельзя неуютно. И если белых магов я никогда не любила, то вот тетю… С тетей я всегда чувствовала себя в безопасности, даже когда она не обладала магией. А теперь это чувство испарилось.

Лучше бы она ничего не вспоминала.

Лучше бы я тогда не целовала Влада.

Но ни один волшебник не обладает даром поворачивать время вспять – по крайней мере, мне на глаза они не попадались. И сожаление о том, что случилось, не может ничего исправить.

Лифт довез нас до седьмого этажа и выплюнул на лестничную клетку, прямо перед квартирой моего отца.

– Открывай, – произнесла тетя.

Как будто я не знала, что надо делать.

Однако ключ никак не находился, а потом отказывался попадать в замочную скважину, и с дверью я провозилась, по крайней мере, в пять раз дольше, чем обычно. А, когда дверь все-таки распахнулась, замерла на пороге, не решаясь шагнуть внутрь.

Не зря.

Виктор протянул мне пакет с продуктами, и тетя произнесла:

– Это тебе, Яна. Ты сможешь приготовить себе ужин.

Пакет я взяла – доверие вновь меня подвело. И заметила:

– Спасибо, конечно, но… Вы не войдете внутрь?

Тетя покачала головой.

И я все-таки перешагнула, потому что теперь помимо сумки одиннадцатиклассника на мне висел ещё и пакет, и это было уже выше моих сил.

Дверь захлопнулась, едва я оказалась внутри, и я, как наивная дурочка, в первые секунды поверила, что это бушует сквозняк. Однако дверь не распахнулась, когда я попыталась ее открыть, хотя была незамкнутой.

Я прислонилась к дверному глазку, вглядываясь в подъезд. Мои спутники все ещё стояли там, и тетя как раз заканчивала активацию охранного заклинания. Я знала, что это охранное заклинание.

Пара секунд – и она посмотрела на меня, потому что почувствовала, что я смотрю на нее. Посмотрела – и произнесла достаточно громко для того, чтобы быть услышанной:

– Мне правда очень жаль, Яна.

Что-то рухнуло.

Если не вся стена, то хотя бы ее часть, и я не имела власти построить ее заново.

– Надеюсь, тебя заставил мой отец, – пробормотала я, глядя, как они отдаляются, возвращаются к лифту. На третьем шаге не выдержала, крикнула:

– Тетя! – Она обернулась, потому что не могла не обернуться. – Пашка? Как там Пашка?