Теперь я понимаю, что это был настоящий подарок. Ты даже не представляешь, как долго я был мёртв внутри. Или спал — так глубоко, что сон невозможно было отличить от комы. Но сейчас я будто проснулся. Мне снова нравится жизнь. Я смотрю вперёд с интересом. Я начинаю думать, что иногда испытания — это ещё и способ вырасти, а не только тяжёлый долг. А некоторые проблемы. довольно забавная штука, если честно. Их даже можно назвать приключениями. И это всё благодаря тебе. Просто рядом с тобой по-другому не получается: ты такая живая.

Он продолжил:

— Последние два года были непростыми. И полными неверных выборов с моей стороны. После гибели Аманды я намеренно возвёл своё горе на пьедестал и отказался от всего остального. Я будто пытался наказать саму жизнь своим безразличием, презрением и яростью за то, что она отобрала у меня двух дорогих людей одного за другим. Но проблема в том, что я не жизнь наказывал. А самого себя.

— Ты скорбел, Артур. Это нормально.

— Сначала — да. Но потом это чувство выродилось в тупую злость и обиду. В надменную холодность и презрение. Мол: все вы — поверхностные, бездумные идиоты. А я — я несчастен, и значит, я велик. Но это уже не скорбь. Это деградация вкупе с оскорблением памяти ушедших.

Ничего себе он загоняется.

— Я больше не хочу так жить, — сказал Артур. — Она мертва. Я жив. И впервые за долгое время я готов двигаться дальше. Но для этого надо отпустить Аманду.

— Сомневаюсь, что такие решения принимаются разумом, — честно сказала я. — Нельзя приказать себе разлюбить кого-то, Артур. Даже если это кажется верным. Уж я-то знаю.

— Я уже разлюбил. Осталось только признать это. И попрощаться.

Он вытянул из-за ворота водолазки кулон на серебряной цепочке. Старомодный, круглый, с лёгкой вязью букв. Артур отщёлкнул крышечку. Внутри была, конечно же, фотография сияющей ДеБасковиц…

Артур большим пальцем погладил кадр, потом что-то прошептал, вновь захлопнул амулет и бросил его в бассейн с водоворотом. Ледяная вода тотчас окрасилась в пронзительно-алый цвет. Мгновение — и амулет пропал. Буквы на алтаре засветились и потухли.

— Прощай, — тихо сказал Эдинброг бурлящей воде.

УЖИН В ГОРАХ

Ещё какое-то время мы стояли в гроте.

Я смотрела на Артура и видела, как тени под его глазами исчезают, угрюмые складки на лбу разглаживаются, а губы расслабляются. И без того обладавший безупречной осанкой, сейчас он выпрямился ещё сильнее. Как будто вырос на пару сантиметров.

Артур перевёл взгляд на меня. Его глаза улыбались. Ностальгически-грустно, но по-доброму. И чуть-чуть удивлённо, как будто он не совсем уверен в том, что происходит.

Меня пронзила догадка.

Чёрт!

Я бросила быстрый взгляд на странный бассейн, в который Эдинброг кинул амулет. Неужели это некий водоворот забвения, магический аналог всех тех штучек, с помощью которых герой «Вечного сияния чистого разума» вырезал из памяти возлюбленную?

Судя по тёплому спокойствию, которое теперь излучает Ван Хофф Поспешный, так и есть. Но…

Это ведь не только не полезно, но и. как бы сказать. Недостойно, что ли. Ведь не всегда самый простой выбор оказывается самым лучшим. Чаще он является следствием слабости. Как можно забыть тех, кто составлял нашу жизнь? Кто мы такие без нашей памяти? Да, Аманда не вызывала у меня теплых чувств, однако.

Я смешалась, глядя на фонтан почти с ненавистью.

— Вилка, ты чего? — сощурился Эдинброг, увидев сложную гамму эмоций на моём лице.

Хм. И что же мне ему ответить? Как объяснить жертве добровольной амнезии, что грустишь о его решении? Я призадумалась.

Он чуть нахмурился и прикусил губу:

— Я должен был рассказать тебе про Аманду. Сам. Иначе бы я не смог…

— Так ты помнишь?! — перебила его я.

— В смысле «помню»? — Он ошарашенно моргнул.

Я простерла обвинительную длань к бассейну:

— Это не забывательная лужа? Не Лета в миниатюре? Не простой способ избавиться от воспоминаний?

— Конечно, нет!

— А почему тогда оно окрасилось в красный? И почему ты. удивлён, расслаблен и печален?

Признаться, я чувствовала себя полной дурой, задавая эти вопросы, но отступать было поздно. Артур вдруг негромко рассмеялся.

— Точно. Я же тебе не объяснил. Пойдём.

Он крепко сжал мою ладонь, и мы вышли под дождь. Прозрачный зонтик летел над нами, будто придерживаемый невидимым дворецким.

— Это не бассейн забвения, — сказал Артур. — А очередной детектор — вроде хрустального шара в моей комнате. Но этот работает не на внешнюю ложь, а на все разновидности самообмана.

— Детектор лжи?..

— Ну да. Вода в бассейне алеет, если то, что человек сказал над водой, было сказано искренне. В этом гроте очень удобно проверять свои мысли. Многие галианцы приходят сюда и вслух проговаривают решения, которые им нужно принять. Например: «Я хочу бросить учёбу в университете» (частый случай накануне сессии). Если вода не поменяла цвет — нет, значит, не хочет этого человек в глубине души. Лжёт себе или просто устал. Тогда и бросать, конечно, не стоит. Жить надо в согласии со своими желаниями. Вот только разобраться в них, как и в некоторых своих чувствах, — задача не из лёгких. Так что бассейн очень помогает.

— Вот как?.. — протянула я, припоминая слова Артура до того, как он утопил амулет.

«Я уже разлюбил» и «я готов идти дальше».

— Теперь ты понимаешь мои чувства? — серьёзно спросил Эдинброг, остановившись и положив руки мне на плечи.

Я понимала. Когда очень долго живёшь с какой-то болью, освобождение от неё кажется нереальным. И когда ты принимаешь решение всё-таки выкорчевать её, а потом понимаешь, что она уже ушла, то в груди смешивается растерянность и радость. И, да, конечно же, печаль. Светлая печаль в стиле Маркеса: «Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было».

* * *

Вернувшись в кампус, мы, как ни в чём не бывало, взялись за учёбу.

Нам оставалось одно, последнее испытание. Оно вызывало у меня жгучий интерес: финальный экзамен пятого курса представлял собой классическое прохождение лабиринта с препятствиями, монстрами и всяческими неприятностями.

Студенты участвовали в нём вместе со своими фамильярами и соперничали с другими выпускниками: пришедшие первыми получали высшие оценки, а дальше по убывающей. Если сам колдун выбывал из соревнования, его фамильяр всё равно продолжал путь, поэтому Артур муштровал меня нещадно.

К следующему вечеру я была выжата, как лимон.

Я поняла, что свихнусь, если не выпью перед сном чашечку какого-нибудь душистого чая. Под «выпить чаю», как оно обычно и бывает, я имела в