К полудню она вернулась домой. Джека еще не было, поэтомуона позвонила Биллу и рассказала ему о том, что произошло.

– Я сама во всем виновата. Нельзя было его обманывать.

Билл не мог с этим согласиться:

– Он ведет себя как последний мерзавец и при этом ещеизображает из себя жертву! Это не так, Мэдди. На самом деле это вы жертва. Нукак вы не можете понять!

Они разговаривали почти час. К концу разговора Мэдди,казалось, еще больше расстроилась. Она словно не понимала, о чем Билл ейговорит. Похоже, что она, вместо того чтобы продвинуться вперед, снова откатиласьназад в своих отношениях с Джеком, в отчаянии подумал Билл. Неужели ей никогдане удастся освободиться от невидимых цепей, которыми он ее опутал?

Вечером, вернувшись домой, Джек ни словом не упомянул оЛиззи. Мэдди не знала, радоваться ей или огорчаться. Она всячески старалась емуугодить. Приготовила вкусный обед, развлекала приятными разговорами. Ночью онизанимались любовью, причем он вел себя с ней нежнее, чем когда бы то ни было,отчего она ощущала еще большее раскаяние за то, что доставила ему стольконеприятностей.

А на следующее утро, как только они приехали на работу,история с Лиззи внезапно обрушилась на них, как и предсказывал Джек. На первыхстраницах всех бульварных газет в разных вариациях красовалась ее фотография сЛиззи, которую снял тот человек у театра. И, по-видимому, кто-то либо угадалправду, либо рассказал о ней. Заголовки, набранные крупным шрифтом, гласили:«Мэдди Хантер и ее давно потерянная дочь». В статьях рассказывалось о том, чтоМэдди в пятнадцать лет родила ребенка и отказалась от него. Газеты поместилинесколько интервью с Бобби Джо и одним из ее школьных учителей. Да, репортерыпоработали на славу.

Джек ворвался к ней в офис, потрясая кипой газет. Он купилпо экземпляру каждой, поместившей материал о Мэдди и ее дочери.

– Ну, ты довольна? И что нам теперь делать? За девятьлет мы создали из тебя чуть ли не образ Девы Марии! А теперь ты предстала передвсеми обыкновенной шлюхой. Какого черта ты меня не послушалась!

Он в ярости метался по кабинету, как раненый зверь. Однакочто произошло, то произошло, сделанного не исправить. На фотографии они с Лиззивыглядели как сестры-близнецы.

Когда Джек, наконец, ушел к себе, Мэдди позвонила Лиззи исообщила ей о случившемся. Потом она позвонила доктору Флауэрс и Биллу. Обаговорили почти одно и то же. Она ни в чем не виновата, на самом деле все не такплохо, как ей кажется, зрители ее любят, она хороший человек, да и у кого вмолодости не бывает ошибок. Узнав об этом, публика ее полюбит еще больше, всепроникнутся к ней сочувствием. И фотография выглядит очень привлекательной, онис Лиззи так трогательно обнимают друг друга за плечи.

Однако Джек сделал все возможное, чтобы ее запугать изаставить почувствовать свою вину. Лиззи даже заплакала.

– Прости меня, мама. Я не хотела тебе доставлять такиенеприятности. Джек очень сердится?

Сейчас она тревожилась за мать. Она уже познакомилась сДжеком, и он ей совсем не понравился. В нем чувствовалось что-то зловещее ибесчеловечное.

– Он, конечно, недоволен. Но ничего, это пройдет.

– Он собирается тебя уволить?

– Не думаю. И потом, профсоюз не позволит. Это будетдискриминация.

Если, конечно, Джек не решит разорвать с ней контракт из-занарушения его пунктов, касающихся причинения морального ущерба. Но, как бы тамни было, сейчас ее больше всего мучило сознание собственной вины перед ним.

– Придется нам это пережить. Только обещай мне, Лиззи,что не скажешь ни слова никому из репортеров.

– Клянусь. Я никому ничего не говорила и не скажу.Никогда бы я не стала доставлять тебе неприятности. Я люблю тебя, мама.

На другом конце провода слышались приглушенные всхлипывания.Мэдди почувствовала непреодолимое желание утешить дочь.

– Я тоже люблю тебя, моя радость. И я тебе верю. Вконце концов им это надоест. Пожалуйста, не переживай так.

Однако это было только начало. Репортеры бульварныхтелепрограмм осаждали ее с утра до вечера. Все без исключения журналы странызвонили на телестудию, добиваясь интервью.

– Может быть, дать им то, чего они так хотят? –предложил, наконец, руководитель отдела по связям с общественностью. – Ну чемэто нам может грозить, в конце концов? Ну, родила она ребенка в пятнадцать лет.Такие вещи и раньше случались. Она же его не убила, черт побери. А теперь изэтого может получиться очень завлекательная история, если ее правильнопреподнести. Что ты на это скажешь, Джек?

– Скажу, что я вышвырну ее отсюда, пусть убираетсяподальше, в Кливленд. Надо быть круглой идиоткой, чтобы признаться этоймаленькой сучке, что она ее мать. Мать! Да что это вообще означает в данномслучае? Потрахалась с каким-то сопляком из школы, влипла и бросила ребенкасразу же после рождения. А теперь изображает чуть ли не святую иразглагольствует о том, что любит свою дочь. Да у кошки больше чувств к своемуприплоду, чем у Мэдди к этой паршивой сучке из Мемфиса. Эта девка прилепилась кней, чтобы выкачивать деньги, а Мэдди ничего не хочет замечать!

– Да нет, здесь кое-что другое...

Руководитель отдела по связям с общественностью не ожидал отДжека такой ярости и необъяснимой злобы. Действительно, в последнее времярейтинги передачи, которую ведет Мэдди, все больше снижаются. Возможно, он золна нее еще и за это. Однако все на студии знают, что это не ее вина, и пыталисьубедить в этом Джека. Но он ничего не желает слушать.

Вечером дома Джек все еще продолжал бушевать. Пыталсявытянуть из Мэдди обещание, что она больше не увидится с дочерью. Однако онаотказалась ему это пообещать. Уже около полуночи он в ярости выбежал из дома,хлопнув дверью, и не вернулся до утра. Мэдди представления не имела, куда онпошел. Выглянув в окно, она увидела у их дома телекамеры и не решилась выйтивслед за ним. Оставалось только одно – набраться терпения, уйти в тень ипереждать всю эту шумиху. Именно это она посоветовала дочери.

Лиззи перебралась на время к подруге, чтобы репортеры несмогли ее найти. Хозяин ресторана, потрясенный тем, что она оказалась дочерьюзнаменитой Мэдди Хантер, дал ей еще несколько дней отпуска.

Только Джек оказался непробиваемым. В наказание за всенеприятности он на две недели снял Мэдди с программы, приказал поработать надсобой, забыть о дочери и не являться к нему на глаза до тех пор, пока она невыполнит все его требования. И еще он ей сказал, что, если когда-нибудь она егообманет, он ее убьет на месте. При этих словах на виске у него лихорадочнобилась синяя жилка. Мэдди смотрела на мужа, слушала его слова и снова ощущала,как ее переполняет чувство собственной вины. Что бы ни произошло, всегда вовсем виновата она.

Со временем желтая пресса утратила живой интерес к Мэдди иее дочери. Несколько раз репортеры попытались прорваться в ресторан в Мемфисе,но хозяин спрятал Лиззи в подсобке, и они удалились ни с чем. А потом и вовсеперестали беспокоить. Для Мэдди все оказалось сложнее: она больше была на виду.По настоянию Джека она не воздерживалась от комментариев. Если не считатьфотографии в журнале «Я и король», газетчикам оказалось не за что зацепиться.Она не отрицала и не признавала факта, что Лиззи ее дочь. Хотя ей оченьхотелось рассказать всем о том, как она гордится дочерью, как счастлива, чтоЛиззи ее нашла. Однако ради Джека она хранила молчание.