Больше всех со мной старалась общаться Саша, приспособившаяся со мной гулять, когда ей нужно было что-нибудь обсудить. Я рассказала ей историю со шваброй, она все передала Маше, но положение не изменилось.

Дети — очень чувствительные существа. Их нельзя обмануть ни словом, ни делом. Это и в обычной жизни так, а в лагере они еще сильнее реагируют на любую несправедливость.

Через неделю я решила прийти в комнату отдыха, где девочки обычно обитали после уроков — смотрели фильмы, слушали музыку, вязали. При моем появлении девочки поставили видео по телевизору на паузу, потому что они всегда понимали и сейчас поняли тоже — я пришла что-то сказать. Я села на спинку дивана и, обращаясь ко всем, предложила все возникающие вопросы решать в открытом разговоре.

Маша молчит. Все в курсе, куда я клоню, но ничего не говорят.

Тогда я сама рассказываю историю со шваброй.

— Надо было сразу сказать, — реагирует Маша.

— Но я сказала.

— Вы сказали Саше. А надо было мне.

С этого дня ситуация стала улучшаться, но понадобилось еще время, чтобы девочки стали воспринимать меня не только как учителя английского языка, но и как старшину.

Девочки усваивали английский язык быстро — гораздо быстрее, чем женщины из взрослой зоны. Каждый урок была новая тема.

Двум девочкам язык давался трудно, и у них не было мотивации — им исполнилось 18 лет, и они должны были скоро перейти на взрослую зону, где я уже не преподавала. При этом одна из них, Лира, присутствовала на каждом занятии. Она садилась за первую парту и делала домашнее задание по школьным предметам. Видимо, она просто чувствовала себя спокойнее в классе в моем присутствии.

Я часто не могла понять, что происходит в этом маленьком обществе. Две из шести девочек ходили отдельно, пили чай отдельно от всех остальных. Бойкая Саша и красивая, но испуганная, как маленький зверек, Лира. Они старались не общаться ни с другими девочками, ни со старшими, но с удовольствием общались со мной. Я относилась одинаково ко всем, и только спустя два месяца, когда большинство из этой компании ушли на взрослую зону, Саша объяснила мне причины конфликта.

Лира прибыла к малолеткам неухоженная и без вещей, она не умела толком читать, поэтому к ней относились пренебрежительно. В отместку она пожаловалась администрации. Могла подраться с любой из девочек, в результате, от нее дистанцировались. Саша, защитник справедливости, сознательно решила показать, что можно прожить в меньшинстве и встала на сторону Лиры. Так эти две девочки держали оборону несколько месяцев. С моим приходом у них появилась возможность с кем-то нормально разговаривать. Периодически, не зная всей истории, я подчеркнуто внимательно общалась с Лирой, понимая, что от нее отвернулись.

Уже позже, будучи старшиной, я предупредила девочек: кто бы ни пришел в лагерь, в каком бы состоянии ни был человек, он пришел сюда жить, здесь его дом на несколько лет. Нужно принимать и помогать каждому.

Лира вышла на взрослую зону, устроилась работать на фабрику, стала активно участвовать в жизни своего отряда. Через пару месяцев ее было трудно узнать — она совершенно расцвела. Красивая трудолюбивая девушка. Очень хочется надеяться, что ее жизнь после лагеря сложится хорошо.

В том, что дети попадают на зоны, часто есть вина родителей. Главное, что нужно детям — безусловная любовь и внимание. Можно прожить без дорогих игрушек, невозможно прожить без безусловной любви.

В лагере условия для девочек лучше, чем для взрослых женщин. К несчастью, у большинства девочек статьи особо тяжелые, сроки большие — по 8–10 лет. Чтобы выйти и жить нормальной жизнью, им очень нужна поддержка семьи. У некоторых нет родителей, и от государства зависит, куда они пойдут и чем будут заниматься.

Гульмира поет

Гульмира была младшим ребенком в семье. При переходе через границу из Китая ее перенесли в люльке без документов. В итоге к 18 годам у нее все еще не было никакого документа. Удостоверение личности ей оформляли в лагере.

Она очень хотела учить английский язык, но почему-то ей не везло — каждый урок ее куда-то вызывали, тем не менее, она выучила несколько слов и старалась каждый день их использовать.

Чтобы использовать эти слова — «Извините, можно мне войти?» — даже уже находясь в классе, она специально куда-нибудь выходила, затем возвращалась, стучала в дверь, заходила и спрашивала: «Excuse me. May I come in?».

Говорила она это с таким тщательным произношением и удовольствием, что мы все каждый раз смеялись.

Еще говорили, что она любит петь песни на казахском языке и ничто не может ее остановить.

Я сама до трех лет жила в деревне с бабушками-дедушками и говорила исключительно на казахском языке. Но окружение определяет, на каком языке ты говоришь и, переехав в русскоязычный город на Востоке Казахстана, я стала говорить на русском языке, а казахский использовала только при поездках в аулы.

Пребывание в лагере имело одну неожиданную хорошую сторону — я вернула свой казахский язык. Это произошло естественным путем — когда вокруг говорят на определенном языке, ты сам начинаешь говорить на нем. Это лучший способ изучать язык.

Я вспомнила две казахские песни, и мои ученицы из взрослой зоны написали для меня слова. Я хотела, чтобы кто-то с хорошим казахским языком пропел мне их, и, услышав, что Гульмира любит петь, попросила ее спеть мне эти песни.

Зимним вечером после ужина мы устроились с ней на кухне на первом этаже. В соседней комнате, библиотеке, остальные девочки читали, рисовали и вязали. Я протянула ей листок со словами песни. Она выпрямила спину, вдохнула воздух и запела.

Мне жутко хотелось смеяться, но я сдерживалась до конца песни, чтобы не обижать девочку — она пела очень старательно.

Только я собралась встать со стула, Гульмира потянула меня за рукав кофты назад.

— Давайте я вам еще спою.

— Хорошо, — согласилась я, поскольку считаю, что творческие порывы надо поддерживать всегда.

Песни следовали одна за другой в течение получаса или больше. В соседней комнате уже открыто похихикивали девочки. Наконец, сольный концерт завершился. Я поблагодарила Гульмиру, и она, довольная, пошла к девочкам.

Гульмира перешла на взрослую зону, но к ней из-за маленького роста и из-за того, что у нее во рту всегда была смешинка, все равно относились, как к ребенку. И она продолжает предлагать спеть на всех концертах.

Творческая душа Машенька

Машу часто называли Машенькой — настолько миловидной и творчески