какой-то слух со словом «амнистия», первыми узнают об этом эти «бабушкины отряды». Причина, видимо, в том, что пожилых амнистии касаются обычно в первую очередь. Неважно, что объявили амнистию в России или Таджикистане, или США. Кто-то что-то услышал и по лагерю вихрем проносится слух, что в Казахстане скоро наступит амнистия.

В 2015 году амнистию в Казахстане ждали особенно. Этот год был юбилейным сразу для нескольких событий. Первое и самое главное — «70-летие Победы в Великой Отечественной войне». Во время второй мировой со стороны СССР на фронте воевало 1,2 млн казахстанцев, сейчас ветеранов осталось в живых немного, но празднования проводятся каждый год.

Второе событие — «20-летие Конституции Казахстана»: новая Конституция независимого Казахстана была принята в 1995 году, через четыре года после распада СССР.

В 2015 году исполнялось также 20 лет со дня основания Ассамблеи народа Казахстана. В Казахстане проживают 125 наций и народностей, с целью сохранить целостность страны президент инициировал создание Ассамблеи, и 2015 год был объявлен годом Ассамблеи народа Казахстана.

Еще один юбилей появился неожиданно — «550-летие Казахского ханства». Чья это заслуга — историков или политиков, — неизвестно. Споры о том, когда на территории страны впервые появилось государство и в каких границах, ведутся постоянно, иной раз в виде неявных притязаний Китая и России к землям современного Казахстана.

Но заключенным сам повод для амнистии не так важен, важно лишь его наличие. Остальное они додумывают сами — когда, как и для кого эта амнистия будет.

Отряды бабушек располагались возле центральной аллеи. Если мы видели, что они вынесли на улицу музыку с колонками для усиления звука и танцуют, значит, пришел очередной слух об амнистии.

Но и без амнистии, с поводом и без повода, особенно в летние теплые вечера, может быть, из-за наличия в этих отрядах цыган, это были практически танцующие отряды.

Особенно было смешно, когда в летнюю 30-градусную жару некоторые бабушки с жалобами на недомогание не выходили на вечернюю проверку, которая проходила на этой же центральной аллее. Но стоило проверке закончиться, тут же музыка выносилась на улицу, и начинались танцы с участием бабушек, испытывавших недомогание.

Сострадание

Лагерь в Жаугашты был организован еще при Сталине в 1937 году, как трудовой лагерь для заключенных. За много лет старые здания разрушались, новые достраивались, но душевные страдания сидящих здесь не изменились.

С тех пор прошло 85 лет. Изменились статьи преступлений, но система наказания не поменялась: те же заборы, те же решетки, строем в столовую, строем на работу; человека отделяют от общества, и через пять, десять, пятнадцать лет возвращают назад — в другое общество, в другое измерение.

Лагерь — небольшое сообщество. Администрация вспоминала 1990-е годы, когда численность осужденных в лагере составляла 1600 человек. Именно в те годы заключенным не разрешалось смотреть на небо. Почему? Уничтожить мысли о побеге? Усилить страдания?

Чем больше ограничений создается вокруг человека, тем сильнее его воля к свободе.

Нет смысла мучить людей в заключении. Они должны выйти и вернуться в общество здоровыми не только физически, но и душой. Это нужно самому человеку. Это нужно и обществу — озлобленные люди могут совершить еще более тяжкие преступления.

Заключенные в тюрьме, лагере пытаются занять себя с утра до вечера, чтобы время шло быстрее и чтобы мыслями не возвращаться вновь и вновь к тому, что привело их за колючую проволоку.

Не всегда и не у всех, но именно в этих мучениях рождаются благородные идеи и замыслы.

В лагере была молодая красивая девушка Айнур. Обладая отличным музыкальным слухом и пластикой, она танцевала под любую музыку и могла исполнить любую сложную песню, голос у нее был оперный. Родным языком у нее был казахский, но еще она свободно говорила на русском, немного на арабском, изучала английский. До лагеря окончила экономический колледж и училась на последнем курсе университета. Айнур была отличной наездницей и выступала в казахстанской цирковой труппе.

В лагере она работала закройщицей на швейной фабрике, участвовала во всех лагерных концертах и всегда выглядела бодрой и подтянутой.

К группе английского языка она присоединилась через пару месяцев после начала моего преподавания. Она ждала меня на крыльце Центра творчества:

— Вы ведете английский язык? — остановила она меня застенчиво.

— Да.

— Как к вам записаться?

— Какой у вас уровень?

— Немного говорю.

— Приходите к семи часам с тетрадкой и ручкой.

— Хорошо, — обрадовалась Айнур, и в назначенное время была в классе с толстой тетрадью формата А4 и набором цветных ручек.

Периодически Айнур стала присоединяться к моим вечерним прогулкам, во время одной из них она рассказала свою историю. В возрасте двадцати лет она стала соучастницей особо тяжкого преступления. Она находилась в лагере уже шесть лет и благодарила Всевышнего за то, что осталась в живых. Тюремное заключение стало для нее жизненной академией: здесь Айнур многому научилась и осознанно пришла к религии. Во время этих рассказов в этой плачущей девушке невозможно было узнать бойкую активистку, которой она была на людях.

Начало своего наказания она отбывала в другом лагере. Там она организовала духовную комнату, где женщины беседовали с муллой, читали литературу, молились. В результате она сама, как мулла, трактовала заповеди Корана, объясняла заключенным базовые гуманистические заповеди этой священной книги.

В лагере Алматы к приезду Айнур комната для молитв была закрыта. Поэтому она организовывала визиты муллы в лагерь, распространяла литературу. Она выступала в качестве «ходячей библиотеки»: брала стопку книг, и по ходу ее движения по лагерю, женщины сами подходили и обменивали прочитанные книги на новые. Айнур не могла толковать тонкости Корана, но объясняла, почему нужно соблюдать простые нормы — не убивай, не воруй… Удивительно, что ее слушали и пожилые, и молодые. Видимо то, что говорится от сердца, слушается сердцами.

Айнур мечтает вернуться домой, выйти замуж, родить 12 детей и служить вере. Еще одна мечта — построить рядом 2 дома — дом для детей без родителей и дом для стариков без детей. Так, по ее мнению, дети и старики смогут общаться и помогать друг другу.

За пять лет я наблюдала это неоднократно. Заключенные, совершившие особо тяжкие преступления, хотят построить дом для детей. Жизнь за жизнь.

Общее небо

В детстве я читала книгу «Взгляни на небо». Это была небольшая детская книжка. У героя книги были трудности, и он не мог поднять голову и посмотреть на небо.

Я часто вспоминала эту книгу, когда заключенные в лагере говорили, что не могут смотреть на небо. Мне же, наоборот, хотелось смотреть