Последняя реплика уже обращена непосредственно ко мне. Я неопределенно хмыкаю, якобы разглядывая эскиз, а на самом деле взглянув на него только мельком, ибо мысли мои витают далеко. Прежнее чувство неловкости не проходит. Ну и что из того, что он не видел эту запись в моем календаре, думаю я. Я заметно нервничаю. Ну да! Бывший кавалер тусуется возле бара, а я всю свою энергию трачу только на то, чтобы не столкнуться с ним носом к носу. В результате никакого удовольствия от самой вечеринки. Что же я собиралась тогда делать со своей беременностью? Рассказать Питеру? Сохранить ребенка? На эти вопросы мне никто не сможет ответить.

– Она здесь такая молодая, – задумчиво роняет Андерсон. – И счастливая!

– Мама и была в те годы молодой! – соглашается с ним Рори. – Насчет того, была ли она счастлива, вопрос посложнее. У родителей были очень сложные отношения. И скорее всего, счастья в них было немного. – Сестра вдруг почти машинально встряхивает головой, словно подтверждая сказанное. – Вот и думай после этого, что пословица не права! Ну та! Яблочко от яблони и так далее.

Снова Фрейд, думаю я, вспоминая наш недавний разговор с Лив. Так каково же влияние родителей на наши характеры и судьбы? Сколь многое они определяют в нас самих? И можно ли избавиться от этой зависимости навсегда?

– Рори! Можно я задам тебе один вопрос? – спрашиваю я. Судя по всему, этот проклятый календарь и эта пометка об ультразвуке засели у меня в голове, словно ржавый гвоздь, и я не успокоюсь до тех пор, пока не получу ответ. Что я собиралась делать? – скажи мне! Тогда в госпитале ты сказала мне, что ничего не знала о моей беременности. Это правда? То есть ты была абсолютно не в курсе касательно моих будущих планов, да? Я не оставила никаких пометок… ничего?

Лица у обоих моментально становятся очень-очень встревоженными. Андерсон осторожно берет меня за плечо, словно хочет поддержать и не дать упасть, хотя я уже сижу в кресле и никакое выпадение из него мне не грозит.

– Да не смотрите вы на меня так! – восклицаю я. – Со мной все в порядке. Просто… просто мне интересно…

– Нет, я ничего не знала! – подтверждает мне свою прежнюю версию Рори, и я вижу, как она мрачнеет. – Мне очень жаль, что я ничего не знала! Я бы ни за что не отправила тебя в Сан-Франциско, если бы была в курсе.

– Ну такой небольшой срок. Всего лишь восемь недель, – возражаю я. – Что, по-твоему, я уже успела за эти восемь недель превратиться в инвалида? Конечно, я бы полетела, если это было нужно по работе. – Я задумываюсь на секунду-другую. – И полетела же в итоге…

– Зато вы рассказали мне! – неожиданно для всех сообщает Андерсон.

Он стоит, прислонившись к столу. Коричневые вельветовые брюки, майка с каким-то замысловатым рисунком на груди. Самое удивительное – смотрится в этом интерьере вполне привычно, как будто бывал здесь сотни раз.

– Не может быть! – восклицаем мы одновременно с сестрой.

В голосе Рори я слышу не только изумление, но и обиду.

– Я же вас совсем не знала! – добавляю я.

– Но я же вам рассказывал еще там, в госпитале, что мы проболтали с вами почти весь полет. А когда я попытался угостить вас водкой с тоником, вот тут вы мне и сообщили. – Андерсон отходит от стола, и лицо у него вдруг сморщивается. – Но о своих планах на будущее вы мне тогда ничего не сказали. Наверное, еще сами не вполне определились. Так что от моей информации вам, как я полагаю, тоже немного пользы.

– А вы не почувствовали в моем голосе волнение? Или радость? Или что еще?

Я пытаюсь представить себе, как я восприняла новость о том, что буду матерью. Вполне возможно, я даже готовилась стать матерью-одиночкой. Да, вероятно, так оно и было бы…

– Я тогда не сильно заострял внимание на подобных мелочах. Во-первых, я уже был изрядно навеселе, а во-вторых, посчитал, что не совсем удобно обсуждать с незнакомой женщиной такие интимные подробности ее жизни, да еще на борту самолета.

– Так! – прерывает наш разговор Рори. – Так ты будешь смотреть сейчас эти папки или нет?

Она – уже в который раз! – хватает свой мобильник и начинает просматривать входящие звонки. По выражению ее лица понятно, что Хью пока упорно хранит молчание.

– Вот эту, пожалуй, отложи, – говорю я и киваю на ее телефон. – С тобой все в порядке? Ну если не считать…

– Со мной все распрекрасно! А если хочешь знать правду, то она такова. Я ничего не знала о твоей беременности, потому что на тот момент мы с тобой не разговаривали! – Рори тяжело вздыхает, приглаживает рукой свои уже успевшие стать сальными рыжие волосы и с побитым видом устраивается на столе рядом с Андерсоном. – Мы не разговаривали с тобой целую неделю, как раз перед твоей поездкой в Сан-Франциско. А может, и больше. Конечно, я должна была позвонить тебе накануне отъезда, помириться, и все такое. И конечно, я так бы и сделала, если бы знала, что ты беременна или что тебя ждет впереди. Но…

– Но что? – спрашиваю я.

– Но ты… ты была тогда несносна! Во время нашей последней стычки наговорила мне столько гадостей. Само собой, я тоже не осталась в долгу! Но все равно, мне трудно было простить тебя вот так просто. Взяла и забыла!

Я делаю глубокий вдох. Хорошо бы, чтобы ничего этого не было в моей жизни. А чего «этого»? Как же все чертовски сложно и запутанно! Тогда надо следовать совету Лив. Делать свой выбор и все упрощать.

– Понимаю! Мне следовало бы спросить тебя, из-за чего мы с тобой тогда так крупно поссорились. Но ты не обидишься, если я не стану расспрашивать тебя об этом?

Я смотрю на унылое лицо своей младшей сестры. У нее сейчас и без меня хватает проблем.

Она склоняется надо мной и целует в макушку.

– Абсолютно не обижусь! – Ее голос слегка срывается. – Мне и правда очень-очень жаль, что я ничего не знала о том, что ты беременна. Что ты не поделилась со мной своей главной новостью еще до того, как мы поругались. Мы же сестры, в конце концов! Должны уметь прощать друг другу. И доверять тоже…

Я обхватываю руками ее бледное личико.

– Вот именно! Прежде всего мы сестры, а потом уже все остальное! Мне тоже очень-очень жаль, что я не сочла нужным поделиться с тобой такой новостью… или не захотела.

* * *

Спустя две с половиной недели в эфир выходит первая передача программы «Портреты американцев», всецело посвященная мне. Начало трансляции намечено на девять часов вечера. Как пояснил мне Джейми, позвонивший прямо из студии – у него там теперь собственный офис имеется, первый выпуск будет в основном забит фоновой информацией. Интервью с теми телезрителями, с которыми я, так или иначе, сталкивалась в своей жизни до авиакатастрофы, и прочее, и прочее. Словом, нужно подогреть интерес аудитории к программе и добиться того, чтобы зритель сам согласился отправиться вместе с нами в длительное путешествие протяженностью почти в месяц, посвященное истории моей жизни. Материалов было отснято немного, но для меня это даже лучше. Что меня интересовало в первую очередь, когда мы с Джейми только-только начинали наше сотрудничество? И какие задачи я тогда поставила перед ним? Кажется, все было сформулировано предельно просто. Максимально полно раскопать все, что относится к моей прошлой жизни. Превратиться на время в самого настоящего археолога, по крупицам восстанавливающего историю. Да, это риск, но риск благородный. К тому же сотни таких археологических находок можно сделать, и не выходя из комнаты. Достаточно пошарить по просторам Гугла. На интернет-сайтах полно материалов о моем отце, о начале его творческого пути, об этапах его восхождения к мировой славе и потом, когда он постепенно стал разрушать самого себя как личность, со всеми демонами, поселившимися в его душе, от которых он так и не смог избавиться. Зато сейчас меня интересует совсем другое, нечто такое неосязаемое и эфемерное, чего никак не выудишь с помощью Гугла. И даже пометки, которые делает Лив по ходу наших с ней сеансов психотерапии, мало чем могут помочь. Кем я была в той прошлой жизни, которую сейчас абсолютно не помню? Вот вопрос, на который я хочу получить ответ.