Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отсюда открывался потрясающий вид на сад — зодчие расстарались при постройке поместья.
Формально, оно было её свадебным подарком — собственная усадьба, огромная территория вокруг, всё по традициям дишен. Особенно это смешно в свете того, что последние семнадцать поколений Дома Шисэ к шесс'ен отношения не имели, являясь уже давно чистокровными людьми.
Фактически же собственное поместье, со своими слугами, гвардией, тайной службой и всем прочим, что причиталось Королеве-Консорту, было не более чем жестом в сторону двери — дважды став матерью наследников, Мия так и не стала частью семьи.
Да и детей у неё забирали сразу же после рождения, а она и была не в силах этому противиться, а потому с новым рвением возвращалась к работе. К тому единственному, что у неё было.
Она была Диалори, Владычицей Востока, но не была хозяйкой в собственном доме. В том доме, который должен был быть её…
Она создала свой.
И ей в нём было хорошо.
Наверное…
Сад же уже давно отцвел.
Очаровательные синие лепестки осыпались, улетели, подхваченные ветром, чтобы цветы начали превращаться в созревающие ягоды, из которых потом её слуги сделают тёмно-синее, почти черное вино, которым она любил угощать своих братьев, хотя по-настоящему ценителем из них был только её близнец.
Впрочем, это было и не удивительно — Магни всегда был таким…
Стоило ей подумать о брате, улыбка озарила лицо Мии, делая её словно бы моложе, скрадывая производимый усталостью эффект.
Этот сад — её каприз.
Воплощение детской мечты.
Климат Вольных Островов был суровым, сравнимым с северными землями Умэ-Цаали, в тех условиях даже простая клумба казалась чем-то невероятно дорогим, непозволительной роскошью.
Вероятно именно поэтому цишен так дорожат своим шие-си — цветком, распускающимся на костях драконов, даже в самых холодных землях, согреваемым остаточной магией погибших величественных созданий.
Но на Вольных Островах шие-си не рос, да и вообще любые растения цвели совсем недолго и относительно пышных южных садов казались скучными, блёклыми, хотя в этом была своя особенная прелесть.
Конечно, в Ианэ было мало того, что невозможно было воплотить, особенно вложив в это много денег.
Однако её отец предпочитал тратить эти средства на вооружение и укрепление клана, а не на такую малость, которая могла подарить улыбку его жене и дочери. Благополучие своего народа — хорошо.
Но благополучие в семье… оно ведь бесценно.
До встречи с Араном она и не подозревала, что оно возможно.
Как жаль, что эта семья не включала в себя её мать…
На самом деле, любовь к цветам — последнее, что осталось у Мии от матери.
Последняя ниточка.
Мия никогда не забудет, как она, тогда ещё совсем девчонка, которой не было и десяти лет, сбегала со своих горячо любимых тренировок, чтобы просто погулять с матерью по лесу — только там можно было найти дикие цветы.
Невзрачные и простые, они казались самым прекрасным, что было на этом свете.
…Нежная улыбка, так и не сошедшая с губ Мии, стала печальной.
Деревья отбрасывали причудливые тени, но сквозь их листву пробивались озорные лучи, касавшиеся сочной травы. Аккуратные тропинки, причудливо пересекавшие весь сад, привели женщину к небольшому пруду, посреди которого расположилась изящная беседка.
Благодаря близости воды воздух был влажным, и зной становился всё более ощутимым, хотя уже вечерело и, казалось бы, жара должна была идти на спад.
…Внезапно Мия обнаружила себя в той самой беседке. Она и сама не заметила, как дошла сюда…
С нежностью проведя по вьюнку, целеустремленно тянувшемуся по резному столбику вверх, к небу, к свету, Мия села на скамейку и вздохнула.
— Погляди, мама… Все эти цветы — тебе. Всё это — твоё, — практически беззвучно прошептала женщина, сама не замечая, как чуть покраснели её глаза, словно бы намек на непролитые когда-то давно слёзы. — Жаль, ты не можешь прийти сюда и этим полюбоваться… Посмотреть, к чему привёл нас сделанный тогда выбор.
Инга Олэй всегда мечтала о своей собственной усадьбе, о разбитых перед ней саду и пруду с водными лилиями, которые теперь украшали отражавшую золотое небо водную гладь.
Она мечтала оказаться подальше от ненавистного мужа, в собственном доме, где никто не мог потревожить её покой.
Это была невероятно сильная, но сломленная своим супругом, потерявшая сама себя женщина.
Давно мёртвая женщина.
Прожившая долгую и счастливую жизнь, вышедшая в итоге замуж за любимого человека и состарившаяся вместе с ним, успевшая понянчить внуков и правнуков, так и не увидевшая детей своей дочери, так и не узнавшая об ужасной гибели детей и обеих жён её старшего сына.
И похоронена Инга была рядом с любимым ею человеком, за несколько лет до потрясшей Магни трагедии.
Может, оно и к лучшему.
Матушка в юности хлебнула горя — к чему ей была новая скорбь на свои седины?
А Мия так ни разу не побывала на их могиле.
— Я скучаю, мама.
Она всё ещё улыбалась.
— Мне так жаль, что всё так сложилось.
«Мне невообразимо жаль, что я не жалею ни о чём. И окажись я в прошлом — повторила бы всё с точностью.
Мне жаль, что я не спасла тебя, хотя могла это сделать.
Мне жаль, что это сделал другой человек.
Мне жаль, что это не я отомстила за все твои обиды, что не я убила твоего мучителя, но, думаю, восстановленная руками твоего пасынка справедливость таковой всё ещё остаётся.
Мне жаль, что в нас с братом нет ни одной твоей черты.
Мне жаль, что отец, чтобы сломить твою непокорность, уничтожил весь твой клан.
Мне жаль, что тебя почти насильно выдали замуж за человека, который был почти в два раза старше тебя.
Мне жаль, что мы с братом тоже стали причиной твоих страданий. В том числе из-за нашего решения отречься от отца и его клана.
Мне жаль, что ты потеряла своих детей, что юные Мия и Магни Олэй канули в небытие навсегда.
Мне жаль, что я не жалею, что выбрала Арана.
Наш брат не был ошибкой.
Но ты об этом так и не узнала…»
Мия вглядывалась в собственное отражение, но находила там только всё те же веснушки, всё те же каштановые вьющиеся волосы и не по-женски острые черты лица.
В детстве ей говорили, что они с её близнецом действительно неотличимы друг от друга, только цвет глаз различался. О том, сколь они оба были похожи на своего старшего брата, якобы погибшего, все молчали, но, тем не менее, это подразумевалось.
Но