Светлов со своими укатил на американце в город, форсить, девушек кадрить, сказав, что в ресторан. Я не поехал и сейчас в простом лётном комбинезоне с закатанными рукавами и штанинами возвращался с Волги с удочкой в одной руке и ведром в другой. Подойдя к стоянке, я поставил ведро и спросил у Никиты:

– Новости есть?

– Тихо, товарищ капитан.

– Зря ты на реку не пошёл, водичка – просто прелесть, я и накупался, и порыбачил. Сейчас уху варить буду, ужин-то я пропустил. Кстати, герои-любовники уже вернулись из города?

– Звено Светлова? Смешно сказали. Нет, ещё не приехали. А на реку я как пойду, это вам за самоволку ничего не будет, а я под трибунал не хочу. Приказ: не покидать расположение.

– Да не волнуйся, увидел бы сигнальные ракеты, миом тут оказался бы, я приглядывал за аэродромом, но тихо всё было.

И тут, будто вопреки моим словам, в небо от штаба взвилась сигнальная ракета.

– Зелёная, – отметил я, полуобернувшись и наблюдая а её падением. – Наша.

Мы с Никитой тут же подорвались с места. Отставив улов в сторону, я прыгнул к вещам, быстро облачился в форму и утеплённый комбинезон и запрыгнул в кабину, застёгивая ремни. Мотор уже ревел, прогреваясь, когда подскочивший на мотоцикле посыльный, взобравшись на крыло, протянул мне карту, прокричав:

– Высотный разведчик на «юнкерсе», к нам летит.

На карте были отмечены места, где он пересёк передовую и где потом его засекли. Линия прямая, летел действительно к нам. Достать его нельзя, у нашей авиации просто нет возможности подняться на такую высоту, и тот бой под Москвой – удивительный и невозможный случай, чему было множество свидетелей. Авиационные инженеры и конструкторы не понимали, как на обычном истребителе, а они его до винтика разобрали, можно было подниматься на такую высоту. Вон, через особиста вопросы присылали, я вчера отвечал. Мол, я не знал, что подниматься нельзя, мне никто не говорил, вот и поднимался. Чувствовал я себя в принципе нормально, хотя и хуже, чем ниже. В остальном ответить ничего не могу. Летал и сбивал. Тем и ответить нечего было.

Судя по карте, «юнкерс» уже пролетел изрядное расстояние, а звено ЛаГГов, которое дежурило сегодня, выше его так и не поднималось, и лётчики в бессильной злобе лишь наблюдали приближающийся инверсионный след. А я, делая круги, стал набирать высоту, не насилуя мотор и чуть позже включив кислородное оборудование. По большому счёту мне оно не особо нужно, амулет-скафандр защищал, но надо же объяснить, почему воздух не растрачен, так что пусть будет. Я был на одиннадцати тысячах метрах, когда «юнкерс» проходил надо мной на тринадцати тысячах. Однако я продолжил подъём, плюнув на маскировку: гада надо сбить. Уже вставали шапки разрывов, и я попросил Берёзу, дежурного по зенитной обороне города, прекратить огонь. Всё равно не достают. Не сразу, но орудия смолкли. Это взволновало пилота, который понял, почему могли замолчать зенитки, и с двумя наблюдателями начал крутить головой. Засекли всё же, как я к ним с хвоста захожу, и поползли дальше на высоту. Да поздно, точная очередь из пяти пулемётов, три из которых крупнокалиберные – и из их левого мотора вырвался чёрный дым, который густел с каждой секундой. Да уж, пять пулемётов – это всё же лучше, чем три. Я дал немцам немного пролететь, слегка снижаясь и оставляя за собой полосу чёрного дыма, и снова атаковал, повредив второй мотор. Это был конец, и немцы это поняли. Один за другим умирающую машину покинули три фигурки, а разведчик, неуправляемо вращаясь и разрушаясь от нагрузки, стал падать, ведя за собой полосу чёрного дыма. У него начал гореть и хвост, но падение сбило пламя. К счастью, «юнкерс» рухнул не на город, а на окраине, в поле.

– Берёза, я Кот, немец наказан, встречайте незваных гостей.

– Кот, я Берёза, всё видел. Возвращайся. Гостей встретят.

– Вас понял.

Спускался я спокойно, держа среднюю скорость, и легко пошёл на посадку, подрулив к стоянке. Лицо Никиты светилось, когда он помогал мне выбраться и снимал снаряжение. Механики вообще редко видят результаты своей работы, когда над аэродромом их лётчик, на их аппарате, над которым они трясутся сутками, сбивает противника. Это не только победа лётчика, но и победа механика, общий вклад.

Егоров всё же не удержался, тем более здесь были и другие механики, и некоторые лётчики из полка Бадина, и спросил:

– Как аппарат, командир?

– Аппарат в порядке. Слиток золота, а не истребитель. Заправить и пополнить боекомплект, а я на доклад, – приказал я и, достав из кармана галифе апельсин – это уже становилось традицией после удачного вылета угощать механика фруктом, – кинул ему. Егоров ловко поймал его.

Уже темнело, и за мной прислали машину: всё же быстрым ходоком меня назвать сложно, трость принципиально постоянно ношу с собой, и Никита, когда я выбираюсь после моего вылета, подаёт её мне. В штабе меня поздравили с победой, яркой и красивой, уже записали её на мой счёт, вносят в бумаги. Значит, к восьми звёздочкам на корпусе моего МиГа прибавится ещё одна. Из штаба командования ПВО Горького уже звонили, узнали, кто сбил, и тоже просили поздравить лётчика и представить к награде. Немецкие высотные разведчики у наших лётчиков и зенитчиков уже в печёнках сидели. Я попросил указать в журнале, что немец на одиннадцати летел, мол, не надо преувеличивать, но мне отказали, много свидетелей было, однако в своём рапорте я написал, что сбил немца на одиннадцати шестистах тысячах метров. А то один раз – это случайность, второй – тенденция. Я и так уже привлёк внимание конструкторов и инженеров, совершив невозможное, а сейчас они вообще пере-возбудятся. А мне и ответить нечего, КАК я это сделал? Так что, раз на бумаге написано – одиннадцать шестьсот, значит, одиннадцать шестьсот. Люди и ошибаться могут, а тут документ.

К счастью, последствий не было. Потом отметили в узком кругу, но мы, высотники, не пили, для нас это яд, особенно на высоте – а вдруг сигнал вылета? Механики же не сдерживались, им можно. К моему удивлению, представили меня к «Боевику», а я думал, что поменьше будет, но это солидная награда. Однако получу или нет, не знаю…

Время шло, немцы не появлялись, у нас было тихо. А вот на Москву был совершён массированный ночной налёт, участвовало больше сотни самолётов, половина высотники, остальные подходили на девяти тысячах. В основном они и понесли потери, из высотников немцы ни одного не потеряли. Сбитые лётчики пояснили такой налёт: хотели отомстить за своих. Узнали, что лётчик с позывным Кот находится у Горького, это тот разведчик, пока его не сбили, успел сообщить своим, как и то, на какой высоте я его гонял. В результате немцы потеряли четыре бомбардировщика, два «ночники» сбили, и два зенитками. Но налёт практически удался, пожаров было много и потерь среди мирных граждан.

У нас служба текла мирно, я каждый день ездил на речку, купался и рыбачил, если что – мигом на аэродроме буду, увидев ракеты, именно этим и отговаривался, когда меня укоряли за такие отлучки. Да и уезжаю я только на речку, люблю в водичке поплескаться, а она недалеко, и километра нет. Хорошо, над головой начальства нет, у Ба-дина со Светловым мы дислоцируемся, но не подчиняемся.