Три следующих дня никаких событий не принесли. Немцы не летали, мы тоже. То, что я сбил семь самолётов, да ещё высотников, конечно, вызвало интерес, всё же это большая редкость, но правильно оформленные документы ясно показывали, что это было сделано на одиннадцати тысячах метров, редко двенадцати. На той высоте, где МиГи хоть и с трудом, но могли работать. Об этом бое и количестве сбитых даже по радио объявили, назвав мою фамилию. Парни, сидевшие у тарелки репродуктора, это слышали и позвали меня. Да я не успел, но на словах мне передали, что было сказано.

Награждение прошло нормально, я получил свой «Боевик», другие тоже свои награды, кому они пришли. К счастью, все их дождались, всё же не всегда такое бывает. А сегодня утром мне сообщили, что я могу вставить ещё по одной шпале и явиться в штаб за новыми документами, майора мне утвердили. Возвращаясь же из штаба, я заехал в местный, Горьковский медицинский институт. Я там сдаю экзамены на диплом врача. Я смог договориться с руководством института, и они пошли мне навстречу, только преподавателей я должен вылавливать сам, так как сейчас пора приёмных экзаменов. Сегодня я надеялся попасть к преподавателю по анатомии. Табель с оценками постепенно заполнялся. Я это затеял со скуки, тем более профессия для мирной жизни тоже нужна.

К счастью, я застал нужного преподавателя, и даже у него нашлось время. Опрашивал он меня три часа и давал задачи, мы даже в морг ездили, и я на практике показывал знание предмета, так что ещё одна роспись с отметкой «отлично» у меня появилась. Осталось сдать ещё три предмета. Удачно найдя двух преподавателей, договорился, когда они смогут принять меня. К сожалению, преподаватель третьего предмета в отъезде, будет только через неделю. Ничего, подожду.

А когда возвращался в полк, на въезде знакомый сержант на посту попросил меня срочно проехать в штаб. Меня ищут. А чего искать? Я сообщил, где буду. Тем более, если бы вылет, меня из-под земли достали бы. Нет, тут что-то другое. Так и оказалось. Дежурный по штабу сообщил:

– К вам тут, товарищ майор, товарищ полковник приехал. Командир авиационного корпуса, фронтовик.

– Кто такой?

– Егорьев его фамилия.

– Нет, не слышал, – стараясь вспомнить всех полковников ВВС, пробормотал я. – Ладно, сейчас узнаю. Где он?

– Комполка повёл его показывать ваш истребитель, они сейчас там, на стоянке.

– Угу.

Я сел в «виллис» и, с пробуксовкой стронувшись с места, погнал к моему самолёту, отметив по пути, что на аэродроме стоит незнакомый Як, видимо, полковник на нём прилетел. Гнал я по привычке так, что пыль столбом стояла, по этой манере езды меня издалека узнавали. У моей стоянки действительно виднелась группа командиров. Я с разворотом повернул и ударил по тормозам, ставя машину точно на её место. Подхватив трость, направился к гостям. Там был и Светлов, и возвышался своей мощной фигурой Бадин. Нормально. А вот полковник выглядел знакомым, где-то я его видел, но смотрел он на меня как на совершенно незнакомого, но уже известного человека. Ну точно, вспомнил!

– Здравия желаю, товарищ полковник, давно не виделись. Полгода уже почитай как.

– А мы знакомы? – нахмурился тот, явно пытаясь припомнить, встречались ли мы и где.

– Ну как же, в камере на Лубянке одну баланду хлебали. С нами тогда в одной камере ещё два генерала сидели.

Командиры вокруг тут же навострили уши, слушая такие откровения, подобного о нашей жизни они явно не знали.

– А-а-а, ты тот лейтенант-миномётчик?

– Зенитчик, вообще-то. А так – да.

– Помнится, недолго ты у нас пробыл.

– Так меня и задержали за слишком наглый и независимый взгляд, не испугался приезда спецгруппы НКВД. Вот решили проучить, в камеру посадить.

– Как я посмотрю, не очень им это помогло.

– Точно.

Полковник наконец нормально со мной познакомился, хотя этого не требовалось, он меня и так по фото из газет знал. Там и краткая биография моя была. Странно, что по ним сразу не опознал. Хотя у нас встреча в камере мимолётная была. Егорьев попросил командиров оставить нас наедине, и мы неспешно пошли вдоль стоянки. И полковник посвятил меня в суть проблемы:

– Я недавно принял корпус, с дивизии перешёл. Воюем вроде хорошо, хвалят, но повадился к нам днём высотный разведчик летать. Полетает, а ночью по разведанным целям немцы бомбардировку устраивают. И никак его с верха не сковырнёшь. Мне комфронта грозит, снимет, если я этого гада не уберу. Тот на артиллерийский склад навёл, крупный, большая воронка получилась. Это было последним предупреждением. Мне сутки дали убрать этого разведчика. Он днём как по заказу летает. У меня младший брат тут у вас служит, командир отдельного зенитного дивизиона, он и посоветовал к тебе обратиться. Как видишь, я перед тобой честен. Поэтому и прошу: помоги эту сволочь с неба убрать.

– Проблем с помощью я не вижу, да и согласен, дело нужное. Если отпросите меня у командования, на пару дней командировку организуете, слетаем и уберём.

– Всё сделаем, дарагой, ты, главное, сволочь эту сверху сковырни.

Егорьев взял машину у Бадина и смотался в штаб ПВО. Не знаю, что он генералу наобещал или как просил, но два дня командировки мне дали, официально, с бумагой. Лечу один, механик остаётся здесь, полковник сказал, что у него неплохие техники, справятся с моим МиГом. До наступления темноты оставалось четыре часа, успеем засветло перелететь до аэродрома комкора – он решил использовать площадку одного из своих истребительных авиационных полков, рядом с которым и находился его штаб, под Воронежем. Расстояние шестьсот пятьдесят километров. Там тоже случилась Харьковская катастрофа, сейчас немцы рвутся к Сталинграду, и вышли вот под Воронеж, в пятидесяти километрах от него. Сейчас они вроде наступают быстрее, чем в моей истории, но я не такой её знаток, чтобы знать это точно.

Егорьев на своём Яке долетел без дозаправки, дальности хватило, у меня же дальность больше, так что, естественно, тоже доберусь. Обе машины заправлены, и я сказал, что пойду выше, потому что на низких высотах мне на МиГе тяжело, то есть пристраиваться к самолёту Егорьева не буду. Тот подумал и кивнул, согласен, но главное – не терять его, чтобы он вывел на аэродром. Он полевой, хорошо замаскирован, и я, мол, могу легко заблудиться, местность-то мне незнакома. Ага, как же. Я на «Каталине» столько пролетел и не заблудился, а тут короткий перелёт и заплутаю?

Мы поднялись в воздух и полетели в сторону фронта, полковник на высоте три тысячи километров, я поднялся на шесть тысяч. Рацию мне настроили на волну, на которой работали истребители в корпусе Егорьева, и мы в принципе могли бы общаться, но сейчас соблюдали радиотишину. Да и позывной Кот немцам очень уж хорошо знаком, и было решено его не светить, не спугнуть добычу, поэтому временно мне его сменили. Мы с полковником обсудили это.

– Как-то бойцы меня демоном прозвали, – сказал я. – Позывной Демон мне нравится.