Она спустилась вниз, добралась до своей каюты и, сидя узеркала, принялась щеткою расчесывать волосы. Ежевечерняя сотня взмахов. Онаулыбалась себе в зеркале, когда густая щетка погружалась в ее красивые волосы.Эдди милый. Да, милый. Как жаль, что он так напился. У мужчин всегда что-нибудьнеладно. Взять хотя бы печень Джона. Как же это печень взять? Слава богу, этоневозможно. А если б можно было – вот ужас, наверно. Хотя в мужчине нет ничегопо-настоящему безобразного. Смешно, что этого не понимают. Хотя вот печень илипочки. Почки в мадере. Сколько их, почек? У нас почти всего по два, толькожелудок один и сердце. Да, и еще мозг. Ну вот. Уже сто взмахов. Я люблюрасчесывать волосы. Это, кажется, единственное, что делаешь потому, что такнужно, а вместе с тем это приятно. Когда бываешь одна, конечно. Ах, Эдди оченьмилый. Может быть, пойти к нему? Нет, он слишком пьян. Бедный мальчик. Примулюминал.

Она посмотрела на себя в зеркало. У нее было удивительнокрасивое лицо и миниатюрная, изящная фигура. Еще ничего, подумала она. Кое-чтополучше, кое-что похуже, но в целом пока ничего. Но все-таки надо же поспать. Ялюблю спать. Если б можно было хоть раз уснуть крепким, настоящим, здоровымсном, как мы спали, когда были маленькими. Вот потому-то и скверно, чтостановишься взрослой, и выходишь замуж, и рожаешь детей, и потом слишком многоешь и делаешь много такого, что не нужно делать. Может быть, если бы хорошоспать, все это не было бы вредно. Только вот пить слишком много не годится.Бедный Джон со своей печенью, а теперь еще Эдди. Эдди все-таки прелесть, что бытам ни было. Он молодец. Придется мне принять люминал.

Она состроила себе гримасу в зеркале.

– Придется тебе принять люминал, – сказала онашепотом. Она проглотила таблетку и запила ее водой из стакана, который вместе сграфином-термосом стоял на шкафчике у кровати.

Это очень плохо для нервов, подумала она. Но надо жечеловеку спать. Интересно, что бы Эдди делал, если б мы были мужем и женой.Наверно, нашел бы себе какую-нибудь помоложе. Наверно, они так уж устроены иничего тут не могут поделать, все равно как и мы. Мне просто нужно, чтобы этогобыло побольше, и тогда мне хорошо, а с кем это, все с тем же или с кем-нибудь другим,в конце концов не важно. Главное, чтоб это было, и всегда будешь любить того,кто тебе это дает. Даже если это один и тот же. Но у них иначе. Им всегда нужнановая, или потому, что она моложе, или потому, что она недоступна, или потому,что она похожа на кого-то. Если ты брюнетка, им хочется блондинку. Если тыблондинка, им непременно нужно рыжую. Если ты рыжая, им хочется ещечего-нибудь. Еврейку, например, а когда уже больше, кажется, ничего непридумаешь, так им захочется китаянку, или лесбийку, или бог весть кого еще. Незнаю сама. Может быть, они просто устают. Что ж тут делать, раз у них природатакая, ведь я тоже не виновата, если у Джона печень или если он столько пил,что теперь уже ни на что не годен. Он был молодцом. Он был просто прелесть. Был.В самом деле был. И Эдди тоже прелесть. Но сейчас он пьян. Я, наверно, в концеконцов сделаюсь сукой. Может быть, я уже сука. Наверно, этого сама незамечаешь, пока тебе подруги не скажут. У мистера Уинчелла об этом не прочтешь.А интересный был бы для него сюжет! Сучья жизнь. Миссис Джон Холлис последлительного пребывания на побережье всобачилась в родной город. Занятнее, чемноворожденные младенцы. Хотя не более оригинально. Но женщины в самом деленесчастные. Чем лучше обращаешься с мужчиной, чем больше выказываешь ему любви,тем скорее надоедаешь ему. Хорошему мужчине нужен десяток жен, но это тожеутомительно, когда сама пытаешься быть десятком жен сразу, а потом все равнонаходится какая-нибудь без затей и, как только ты ему надоешь, она тут как тут.Все мы в конце концов становимся суками, но кто в этом виноват? Сукам веселееживется, но хорошей сукой может быть только круглая дура. Вроде Helene Брэдли.Дура, и притом большая эгоистка. Вероятно, и я теперь такая. Говорят, этогоникогда сама не знаешь, всегда кажется, что ты не такая. Наверно, есть такиемужчины, которым никогда не надоедает женщина и никогда не надоедает это.Должны быть. Но где они? Все те, кого мы знаем, испорчены воспитанием. Не стоитсейчас задумываться об этом. Не стоит вспоминать. Все эти танцы и автомобильныепрогулки. Хоть бы скорее подействовал люминал. Противный Эдди. Все-такибессовестно так напиваться. Просто бессовестно. Если у них природа такая, сэтим ничего не поделаешь, но при чем тут пьянство? Наверно, я самая настоящаясука, но если я буду лежать тут всю ночь и не засну, я сойду с ума, а если яслишком наглотаюсь этой гадости, я завтра весь день буду скверно себячувствовать, и потом иногда это не помогает, и все равно я завтра весь деньбуду злиться, и нервничать, и чувствовать себя отвратительно.

Наконец она заснула, не забыв в последнюю минуту повернутьсяна бок, чтобы не спать, уткнувшись в подушку. Как бы ей ни хотелось спать, онане забывала, что это страшно портит лицо, спать вот так, уткнувшись в подушку.

В порту стояли еще две яхты, но и там все уже спали, когдакатер береговой охраны привел в темную гавань «Королеву Кончей», лодку ФрэддиУоллэйса, и пришвартовался у причала береговой охраны.

Гарри Морган ничего не слышал и не видел, когда с причалаподали носилки и при свете прожектора два человека поставили их на палубусерого катера у дверей командирской каюты, а два других подняли его скомандирской койки, осторожно вынесли и уложили на носилки. С тех пор какстемнело, он был без сознания, и тяжесть его тела сильно оттянула холст, когдавсе четверо подняли носилки, чтобы нести на причал.

– Ну, поднимай.

– Придержи его ноги. Как бы он не соскользнул.

– Поднимай.

Носилки вынесли на причал.

– Ну, как он, доктор? – спросил шериф, когда носилкивдвигали в санитарную машину.

– Пока жив, – сказал доктор. – Больше ничегосказать нельзя.

– С тех пор как мы его подобрали, он то бредит, то безсознания, – сказал боцманмат, командовавший катером береговой охраны. Этобыл плотный, приземистый человек в очках, которые блестели в лучах прожектора.Он был небрит. – Все трупы там, в моторной лодке. Мы ничего не трогали.Только двоих перенесли на другое место, потому что они могли упасть за борт.Все в точности так, как было. И деньги и оружие. Все.

– Пойдем, – сказал шериф. – Нельзя ли навеституда прожектор?

– Сейчас я это устрою, – сказал начальникпристани. Он пошел за прожектором и шнуром.

– Пойдем, – сказал шериф. Они взошли на кормумоторной лодки, светя себе карманным фонарем. – Я хочу, чтоб вы мнепоказали в точности, как все было, когда вы нашли их. Где деньги?

– Вот в этих сумках.

– Сколько тут?