– Говорите, Гарри, – сказал командир. –Расскажите нам, кто это сделал? Как это все случилось?

– Человек, – сказал Гарри, пытаясь что-тообъяснить, глядя прямо на него своими узкими глазами.

– Четыре человека, – сказал командир, желая помочьему. Он снова смочил ему губы, выжимая полотенце, так что несколько капельпопало в рот.

– Человек, – поправил Гарри; потом остановился.

– Ну, хорошо. Человек, – сказал командир.

– Человек, – сказал Гарри снова, очень медленно,без всякого выражения, с трудом шевеля пересохшими губами. – Как все идеттеперь как все стало теперь что бы ни было нет.

Командир посмотрел на помощника и покачал головой.

– Кто это сделал, Гарри? – спросил помощник. Гаррипосмотрел на него.

– Не надо себя морочить, – сказал он. Командир ипомощник оба наклонились над ним. Вот сейчас он скажет. – Все равно что намашине переваливать через горы. По дороге там, на Кубе. По всякой дороге.Везде. Так и тут. Как все идет теперь. Как все стало теперь. Ненадолго даконечно. Может быть. Если повезет. Человек. – Он остановился. Командиропять покачал головой, глядя на помощника; Гарри Морган посмотрел на него безвсякого выражения. Командир снова смочил Гарри губы. На полотенце осталсякровавый след.

– Человек, – сказал Гарри Морган, глядя на нихобоих. – Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек один. –Он остановился. – Все равно человек один не может ни черта.

Он закрыл глаза. Потребовалось немало времени, чтобы онвыговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это.

Он лежал неподвижно, глаза его снова открылись.

– Пойдем, – сказал командир помощнику. – Вамправда ничего не нужно, Гарри?

Гарри Морган посмотрел на него, но не ответил. Он ведьсказал им, но они не услышали.

– Мы еще зайдем, – сказал командир. – Лежитеспокойно.

Гарри Морган смотрел им вслед, когда они выходили из каюты.

В штурвальной рубке, глядя, как небо темнеет и от маякаСомбреро ложится на воду светлая дорожка, помощник сказал:

– Страх берет, когда он вот так начинает бредить.

– Жалко парня, – сказал командир. – Ну,теперь мы уже скоро будем на месте. В первом часу мы его доставим. Если тольконе придется убавить ход из-за лодки.

– Вы думаете, он выживет?

– Нет, – сказал командир. – Хотя – кто знает.

Большая толпа собралась на темной улице за железнымиворотами, преграждавшими доступ в бухту, где прежде была база подводного флота,а теперь гавань для морских яхт. Сторож-кубинец получил распоряжение никого непропускать, и толпа напирала на ограду, чтобы сквозь железный переплетзаглянуть в темное пространство, освещенное огнями яхт, стоявших у причалов.Толпа была спокойна – насколько может быть спокойна толпа в Ки-Уэст. Яхтсмены,работая плечами и локтями, протолкались к воротам и хотели пройти.

– Эй! Входить не разрешается, – сказал сторож.

– Что еще за новости? Мы с яхты.

– Никому не разрешается, – сказал сторож. –Отойдите от ворот.

– Не валяйте дурака, – сказал один из молодыхлюдей и, оттолкнув его, пошел к пристани.

Толпа осталась за воротами, и маленький сторож смущенно ибеспокойно прятал от нее свою фуражку, длинные усы и попранный авторитет, жалеяо том, что у него нет ключа, чтобы запереть ворота; а яхтсмены, бодро шагая кпристани, увидели впереди и потом миновали группу людей, ожидавших у причалабереговой охраны. Они не обратили на нее внимания и, минуя причалы, где стоялидругие яхты, вышли на причал номер пять, дошли до трапа и при свете прожектораподнялись с грубо сколоченных досок причала на тиковую палубу «Новой Экзумы».

В кают-компании они уселись в глубокие кожаные кресла, удлинного стола с газетами и журналами, и один из них позвонил стюарду.

– Шотландского виски с содовой, – сказалон. – А тебе, Генри?

– Тоже, – сказал Генри Карпентер.

– Зачем поставили этого остолопа у ворот?

– Понятия не имею, – сказал Генри Карпентер.Стюард в белой куртке принес два стакана.

– Поставьте пластинки, которые я вынул послеобеда, – сказал Уоллэйс Джонстон, владелец яхты.

– Простите, сэр, я, кажется, их убрал, – сказалстюард.

– А, черт бы вас побрал, – сказал УоллэйсДжонстон. – Ну, тогда поставьте Баха из нового альбома.

– Слушаю, сэр, – сказал стюард. Он подошел кшкафчику с пластинками, вынул один альбом и направился с ним к патефону.Раздались звуки «Сарабанды».

– Ты сегодня видел Томми Брэдли? – спросил ГенриКарпентер. – Я его видел вечером на аэродроме.

– Я его терпеть не могу, – сказал Уоллэйс. –Как и эту потаскуху, его жену.

– Мне Helene нравится, – сказал ГенриКарпентер. – Она умеет наслаждаться жизнью.

– Ты это испытал на себе?

– Конечно. И остался очень доволен.

– Ни за какие деньги я бы не стал с нейсвязываться, – сказал Уоллэйс Джонстон. – И зачем она вообще здесьживет?

– У них здесь прекрасная вилла.

– Очень славная эта гавань, уютная, чистенькая, –сказал Уоллэйс Джонстон. – А правда, что Томми Брэдли – импотент?

– Не думаю. Про кого это не говорят. Он просто лишенпредрассудков.

– Хорошо сказано. Она, во всяком случае, их лишена.

– Она удивительно приятная женщина, – сказал ГенриКарпентер. – Она бы тебе понравилась, Уолли.

– Едва ли. Она – воплощение всего, что мне особеннопротивно в женщине, а Томми Брэдли – квинтэссенция всего, что мне особеннопротивно в мужчине.

– Ты сегодня очень решительно настроен.

– А ты никогда не бываешь решительно настроен, потомучто в тебе нет ничего определенного, – сказал Уоллэйс Джонстон. – Утебя нет своего мнения. Ты даже не знаешь, что ты сам такое.

– Не будем говорить обо мне, – сказал ГенриКарпентер. Он закурил сигарету.

– Почему, собственно?