– Тебе нужна подстраховка, ребенок мой?

– Подстраховка? – печально усмехнулся Ален. – Слишком опасно находиться рядом со мной в момент, когда я теряю себя.

– А зачем тебе себя терять?

Маг приоткрыл глаза и посмотрел на мать:

– Чтобы себя найти.

Мать ничего не сказала, и юноша снова закрыл глаза.

– Это для тебя очень важно?

– Важнее жизни.

– Тогда сделай и не бойся – страх помешает сосредоточиться. А я, если что, всегда тебе помогу.

Он улыбнулся, повернулся на бок и ткнулся в материнский живот.

– Мамуль, как же я тебя люблю! Как хорошо, что ты есть!

– А как же я могу не быть? – рассмеялась Карина.

Спрыгнув с коня, маг провалился в снег по колено. За три дня его выпало больше, чем за все предыдущее время. Праздник окончания ушедшего года должен был наступить через шесть дней, Ален хотел все сделать до праздника.

Оглядевшись, он вытянул перед собой правую руку и произнес заклятие. Место, которое он считал своим личным убежищем, утес Грифона, клочок каменистой земли, пять на пять метров, и дыра в скале, такая низкая, что поместиться там можно было только сидя, очистились от снега. В тайнике всегда лежала запасенная связка дров, уголь, масло, огневой порошок и прочие мелочи. В глубоком кострище запылал жаркий огонь.

Къяр лег с подветренной стороны, закрывая черным боком волшебника от ветра и случайного взгляда. Ален выложил у входа под скальный навес желтый порошок в кожаном мешочке, флягу и связку дров.

– Это огневой порошок, – сказал он къяру. – Во фляге тоник для поддержания сил. Если я не очнусь до утра, поддержи огонь.

«Я позабочусь об огне, великий».

– Хорошо. – Маг вздохнул и взял в ладони бутылек с темной непрозрачной жидкостью. – Это – сильнейший галлюциноген. Одной капли достаточно, чтобы человек бредил неделю, не приходя в себя. Четверти того, что здесь есть, с лихвой хватит, чтобы убить любого. Я могу пролежать без сознания пять дней.

«Я же сказал, что позабочусь об огне, великий!» – Калигул раздраженно фыркнул.

Выдернув пробку, Ален залпом выпил весь бутылек и сморщился от отвращения. У него оставалось минут пятнадцать.

Завесив вход тяжелым покрывалом так, чтобы внутрь проникало тепло от пламени, маг заставил себя раздеться и лег, накрывшись пледом и своим теплым зимним плащом. Медвежья шкура, брошенная поверх настила из еловых лап, сегодня служила ему постелью. Обняв колени, Ален закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Разум заволакивало вязким темным туманом.

Началось.

– Его нет уже три дня. Я волнуюсь, Арэн.

Василиса и эльф стояли у замерзшего пруда за садом.

– Никуда не денется, вернется, – говорил эльф, стараясь придать голосу спокойствие и уверенность. – Это же Ален, великий командор, что с ним может случиться?

– «Это же Ален, великий командор»! – проворчала, передразнивая эльфа, девушка. – Скорее уж так: это же Ален, самый безрассудный маг из живущих, который совершенно не думает о себе и своей безопасности, готовый при малейшей возможности броситься в самое пекло. Что с ним может случиться? Да все, что угодно. Замерзли они там со своим къяром. Упали с обрыва. Разорваны дикими зверями.

Арэн расхохотался, выслушав такие предположения.

– В компании къяра Алу ничего подобного точно не грозит. Ты просто не знаешь, кто такие къяры.

– Не убедил. – Василиса скрестила руки на груди, заодно поправляя теплый шарф.

– Ладно, – согласился эльф. – Раз ты так хочешь, сегодня же пойду поищу его.

– Вместе пойдем. – Василиса лучисто улыбнулась и обняла стрелка.

«Шаги наоборот ведут к пропасти».

«Мне не за что больше цепляться. Если упаду, значит, так тому и быть».

«Рискнешь всем, что от тебя еще осталось, жалкая тень прошлого?»

Смех. «Я – лишь тень. Мне нечем рисковать».

«Иди же, никчемная душонка! Путь в ужас и мрак открыт для тебя. Иди! Иди по тропе безумия…»

«Я сам выберу тропу, безликий. Не зарывайся, ты – лишь привратник».

«И какую же тропу выберет тень великого?»

«Нужная тропа сама ляжет под ноги».

«Путь открыт…»

Не обернувшись, темная фигура, гордо расправив плечи, вступила на самый страшный из возможных путей. Он переступил врата мироздания порядка, за которыми не было ни мира, ни материи, ни духа, ни сознания. Только всепожирающий хаос.

Тропа боли… Ну почему именно она? С первым шагом вывернуло наизнанку внутренности в животе. До крови закусив костяшки пальцев, лишь бы смолчать, сделал второй шаг. Знак, ядом нечеловеческой муки, расползался с плеча по телу. Казалось, будто с него живьем, по лоскутку снимают кожу. Это было только начало. Полусотый шаг едва не закончился падением. Все существо пульсировало сплошным комом невообразимой боли. Другой отступил бы. Но маг уже испытывал раньше такую боль, и она его не остановила.

…Он не мог говорить. Он не мог закричать или хотя бы застонать. Судя по висящим на стене, прямо перед глазами, часам, прошло уже двенадцать часов. Он не мог пошевелиться. Он не мог дышать. Каждый удар сердца вызывал волну убивающей рассудок муки.

– Вы дали ребенку обезболивающее?

– Он должен пройти испытание болью, Ульрих!

– Криан, вы кретин! Это же всего лишь ребенок, а не воин! И он умирает! Сестра Марта! Дайте ему обезболивающее, скорее!

– Уже поздно, Ульрих! Процесс не остановить! Знак должен быть связан с каждым нервом тела Пламенного!

– Вы отстранены от эксперимента, Криан! Садистический ублюдок! Нельзя так издеваться ни над одним живым существом, а уж тем более над ребенком! Он неповинен в том, что носит в себе дар Белого Пламени!

В руку воткнулась игла.

– Ал, мальчик мой. Я ввожу тебе обезболивающее и снотворное. Но ты не уснешь. Оно может совсем не подействовать. Не бойся, если тело вдруг исчезнет. И борись, малыш, борись изо всех сил!

– Да, учитель… – Он думал, что ответил. Но вряд ли ему это в самом деле удалось…

Тропа боли оборвалась так внезапно, что Ален не сразу понял, что произошло. Еще один шаг, и он почувствовал, что силы покинули его. Зачем он это делает? Что намеревается найти? Ничего не получится! Все это бессмысленно! Безнадежная затея!

Все ясно. Путь безнадеги. Или, иначе говоря, дорога пессимиста. Ну сейчас начнется, главное – шагать.

Шаг. Ничего не получится. Заблудишься здесь. Останешься навсегда. Шаг.

На сотом шаге он почувствовал, что не понимает, зачем вообще идет. Полная абсурдность и безнадежность затеи стала до крайности очевидна. Назад, пока не поздно! Но вопреки всему он шагнул вперед…