В отличие от других армий того времени в этой французской армии была одинаковая одежда для солдат, дисциплина и система тактики. Этим она резко отличалась и от французских армий предыдущей эпохи, в которых каждый полк подчинялся собственным правилам. Например, огромным достижением стало то, что все обычные полевые орудия армии стали стрелять ядрами одного и того же размера, то есть ядра от одной пушки можно было заменить ядрами от другой. Солдат набирали по вербовке, потому что призыва на воинскую службу в известном нам смысле этого слова тогда не существовало. Внушавшие доверие сержанты-вербовщики имели обыкновение приезжать в округа, страдавшие от голода или другого бедствия, и убеждали отчаявшихся крестьян записаться в армию лживыми рассказами о том, что на королевской службе жизнь роскошная, казармы прекрасные, а дисциплина нестрогая. Приехав в казарму, новобранец обнаруживал, что на самом деле его ждут «одна кровать на троих, немного плохого хлеба и 5 су в день на пропитание».

Дисциплина в армиях XVII в. часто бывала такой слабой, что это мешало действиям войск в решающих сражениях. Солдатами армии Лувуа командовали сторонники строгой дисциплины, которые заставляли их подчиняться. Непослушных рядовых пороли плетьми. Но военный министр настойчиво требовал такого же полного повиновения и от самих офицеров. Молодые безответственные дворяне больше не могли весело проводить жизнь возле военного лагеря. За нарушение приказа они быстро оказывались на гауптвахте. Напрасно родовитые офицеры жаловались, что Лувуа настойчиво требует от них «научиться подчиняться до того, как они смогут командовать»: именно этого он от них и хотел.

Изменения в тактике и вооружении армии не были радикальными, но стоит отметить, что именно в эти годы солдаты практически перестают носить доспехи (исключением были только некоторые элитные кавалерийские части, где доспехи сохранялись больше для красоты, чем для защиты). Вместе с доспехами исчезла и пика – практически последняя сохранившаяся разновидность почтенного копья древних времен. До этой поры было совершенно необходимо иметь в каждом полку какое-то количество солдат с пиками, чтобы вражеская кавалерия не разгромила дерзкой атакой шеренги его медленно стрелявших мушкетеров. Но задолго до 1700 г. появился привычный сейчас штык, с которым каждый мушкет в чрезвычайных ситуациях превращался в пику, так что особые солдаты с пиками стали не нужны. Правда, у первых штыков был большой недостаток: прикрепленные к мушкету, они закрывали его дуло, так что стрелять было невозможно. Но примерно в 1701 г. был найден способ прикреплять штык так, чтобы огнестрельное оружие могло в полной мере применяться и по основному назначению. Таким образом, новое изобретение не только практически вытеснило старое копье, но и дало пехотинцу большое преимущество при отражении атак конницы. Теперь он мог убивать мчащихся на него кавалеристов выстрелами, сам при этом укрываясь за изгородью из стальных кольев.

Но от этой армии, конечно, не было бы никакой пользы, если бы ее верховные военачальники не были талантливыми, а часто даже гениальными полководцами. Людовик XIV унаследовал от режима Мазарини двух, вероятно, лучших полководцев Европы – Конде и Тюренна. Правда, Конде был скорее отважным тактиком, чем великим стратегом. Но Тюренн, несомненно, был лучшим военачальником Европы во времена от Густава-Адольфа до Фридриха Великого и, вероятно, был равен по таланту им обоим. В 1660 г. Людовик назначил этого скромного и уравновешенного человека главным маршалом лагерей и армий Франции. Возможно, у него не было того вдохновения, которым в более поздние времена отличался Наполеон. Но Тюренн мог с великолепной отвагой осуществлять планы, которые до этого разрабатывал с научной точностью[91]. Передвижения его войск были молниеносными по сравнению с медленными маневрами армий средних военачальников того времени, когда полководец мог потратить целый сезон боевых действий на одну осаду или одно неважное сражение. И все же солдаты Тюренна были преданы ему и называли его «наш отец», потому что он тратил много времени на расчеты, чтобы избежать ненужных жертв. Когда в 1675 г. Тюренн умер, у Людовика XIV не нашлось полководца, который был бы равен главному маршалу и смог бы стать ему настоящей заменой. Однако у короля были два военачальника, более компетентные, чем обычные генералы, а именно герцог де Вандом и маршал Виллар. Но в конце жизни короля, кажется, у него не осталось первоклассных лидеров, и он смог найти не преемников для них, а лишь новых носителей для их высоких титулов. После 1700 г. французское военное искусство пришло в большой упадок, от которого пострадали и король, и его королевство.

Тюренн также превосходил большинство современных ему полководцев в желании вызывать на бой и принимать бой. В это время так же, как в эпоху расцвета феодализма, было мало больших ожесточенных сражений (по сравнению с общим объемом боевых действий). Идеальной войной считалась та, в которой вторгшаяся армия превосходила в маневрировании войска защитников территории и вынуждала их беспомощно наблюдать, как она осаждает и захватывает одну за другой их крепости. Попасть в ситуацию, когда нельзя было избежать сражения по всем правилам, считалось почти неправильным действием для военачальника. Он мог выиграть бой, но все равно оказаться чуть слабее противника в военной игре. Людовику XIV в его войнах больше всего нравились осады. Он много раз давал своим генералам указание осадить тот или иной фламандский или немецкий город, а потом сам приезжал в лагерь своей армии, наблюдал с безопасного расстояния за тем, как солдаты все ближе продвигают к городу свои окопы, и наконец при сдаче города принимал у его коменданта шпагу.

«Великий монарх» только гордился «своими» осадами. Человеком, который действительно руководил ими, был его главный комиссар по фортификации, Вобан, который усовершенствовал искусство атаковать и оборонять города еще больше, чем Тюренн усовершенствовал стратегию и тактику. В сущности, Вобан, вероятно, был для Людовика более ценным военным специалистом, чем даже его более знаменитый современник-маршал. Учитывая короткую дальность стрельбы тогдашней артиллерии, его схемы атаки с помощью длинных траншей, которые он называл параллелями, «рикошетного» огня, «батарей приближения» и других приемов кажутся чудесами изобретательности. После того как город был захвачен, Вобан направлял весь свой гениальный дар на перестройку городских укреплений, чтобы сделать их неприступными. Была даже хвастливая поговорка: «Ни один город, который Вобан честно атаковал, не устоял перед атакой. Ни один город, который он один раз укрепил, никогда не был взят». Короче говоря, этот офицер, которого Лувуа и Людовик нашли простым капитаном и возвысили до маршала Франции, создал систему фортификации и ведения осады, которая просуществовала до наших дней (то есть до начала XX в. – Пер.), когда появление дальнобойной артиллерии и сверхмощных взрывчатых веществ заставило внести в нее изменения[92].