Рядом с Людовиком было много влиятельных сил, которые побуждали его стать гонителем протестантов. Видные придворные, дамы с нестрогой моралью, но безупречные католички, а также красноречивые нетерпеливые епископы и лидеры церкви постоянно оказывали давление на Людовика, убеждая его обратить в католичество подданных, отступивших от истинной веры. Для начала король отнял у протестантов все привилегии, которые не были строго предусмотрены для них действовавшим тогда законодательством. Протестантам было запрещено преподавать и заниматься медицинскими профессиями, а также занимать государственные должности. Затем он послал в протестантские общины проповедников, которые должны были сеять там семена истинной веры с помощью красноречия, лести и угроз. Следующий шаг был гораздо более зловещим: король издал указ о том, что ребенок в возрасте семи лет может сам выбрать, какую религию исповедовать. Если от мальчика или девочки хитростью добивались слов, указывающих на то, что он или она хочет быть католиком, ребенка могли забрать у «неверующих» родителей и отдать под опеку не еретикам, но родители при этом должны были оплачивать его содержание. Следующим после этого этапом гонений было осознанное размещение солдат на постой в домах мирных протестантов, которые не поддерживали королевское «наставление в вере». Гуляки-военные оскорбляли протестантских женщин и пьянствовали ночи напролет, как животные, и им не просто разрешали это, а даже подстрекали к такому поведению. «Они входили в спокойный благочестивый дом, и жизнь в нем становилась похожа на жизнь в публичном доме или кабаке».

Под давлением таких обстоятельств десятки тысяч протестантов заявили, что убедились в истинности догм католического учения. Архиепископ города Экс-ан-Прованс «признался, что страх перед драгунами обратил гораздо больше людей, чем деньги и чем его красноречие». Хотя гонители протестантской веры признавали, что многие «обращения» были ненадежными или сомнительными, они хвалились тем, что хотя бы дети новообращенных будут воспитаны в истинной вере. Двор был в восторге от преувеличенных данных о количестве новообращенных. «В каждом бюллетене королю сообщают о тысячах обращенных», – писала мадам де Ментенон. По поводу каждой победы истинной веры звучали благодарственные псалмы и салюты из пушек, и в дворцовых парках устраивали иллюминацию.

В 1685 г. Людовик был искренне убежден, что практически все французские протестанты обращены в католичество, а потому можно отменить Нантский эдикт, который больше не нужен и стал просто уродливым пятном на страницах законодательства «христианнейшего короля». Королевский совет единогласно высказался за отмену. И 18 октября 1685 г. король подписал указ об отмене Нантского эдикта и приказал отныне прекратить все формы протестантского богослужения и немедленно уничтожить все протестантские часовни и «храмы».

Католическое население Франции приняло этот указ с нескрываемой радостью. Престарелый канцлер Летелье, ставя большую печать на этот документ, отменяющий ересь, воскликнул: «Ныне отпущаеши раба Своего, Господи!» Придворный проповедник Боссюэ, просвещенный и гуманный человек, был в восторге и сказал королю: «Это деяние достойно вашего царствования и вас самих, ереси больше нет. Да хранит Владыка Небесный владыку земного». Мадам де Севинье, достойная уважения и сострадательная аристократка, в одном из своих писем восхищалась: «Ничто не может быть лучше; ни один король никогда не совершал и совершит ничего столь же достойного памяти».

Едва утихла эта первая радость, как стало ясно, что отмена эдикта принесла Франции большой вред. Тысячи протестантов отреклись от своей веры под действием принуждения, но другие тысячи сохранили свою веру. Их гонители видели для себя лишь один выход из этой ситуации – жесточайшее преследование.

Согласно новому закону все гугенотские пасторы изгонялись из Франции, но ни одному мирянину из их паствы не разрешалось покинуть королевство, а нарушителей запрета ждали крайне тяжелые наказания. Протестантов, не пожелавших немедленно подчиниться, покарали еще более тяжелым солдатским постоем, чем тот, который применяли раньше. «Его величество повелел, – писал Лувуа, горячо одобрявший эти гонения, – употребить все средства, чтобы стало ясно, что те, кто упорствует в религии, неугодной королю, не дождутся ни покоя, ни милости». Вскоре тюрьмы и галеры наполнились протестантами, осужденными за различные нарушения нового закона или за то, что, пытаясь спасти себя, притворно перешли в католическую веру, а потом отказались от нее. Но, несмотря на угрозы, грубость солдатни, оковы и виселицы, преследование гугенотов почти сразу же привело к катастрофическим для Людовика последствиям. Десятки тысяч протестантов тайком пересекали границу Франции. Их гневные протесты громко зазвучали в Англии, Голландии и лютеранской Германии. Эти беглецы принадлежали к числу лучших ремесленников и купцов Франции; теперь они поставили свои коммерческие способности или свое мастерство на службу другим государствам, ее самым непримиримым соперникам. По приблизительным подсчетам, всего из Франции эмигрировало более 200 тысяч гугенотов, и вместе с ними жизненная сила, наполнявшая Францию, утекла из нее в Англию, Голландию и Бранденбург, а также в английские и голландские колонии, особенно в Южную Каролину и на мыс Доброй Надежды.

Таким образом, преследование протестантов оказалось одним из самых самоубийственных поступков, которые когда-либо совершал какой-либо французский король. Людовик не только экономически усилил своих врагов. Отмена Нантского эдикта пришлась как раз на то время, когда большие расходы правительства на войну уже разрушали богатство и процветание Франции, и вызвала экономический кризис, разорив значительную часть самых преуспевающих граждан. Вобан не только был великим военным инженером, но и старательно изучал проблемы, стоявшие перед его страной. Через несколько лет он открыто заявил, что эмигранты увезли из Франции огромные богатства, что многие ремесла и мануфактуры полностью уничтожены, что французская торговля упала почти до нуля, что от 8 до 10 тысяч лучших моряков короля перешли к его врагам, что вместе с ними ушли около 12 тысяч солдат и более 500 отличнейших офицеров. Достоверно известно, что в следующей войне одним из самых талантливых военачальников Вильгельма Оранского был Шомберг, изгнанник-гугенот, и несколько его самых доблестных полков состояли из французских изгнанников, которые отреклись от своей родины, хотя и по призыву совести.

Даже внутри Франции гонения на протестантов не были успешными. Гугеноты потеряли примерно половину своих рядов, но в южных землях их остатки продолжали стойко держаться за свою веру и совершали свои богослужения «в пустыне», то есть под открытым небом среди холмов, под охраной разведчиков, которые должны были предупредить их в случае нападения солдат. В 1703 г. в округе Севенны произошло крупное вооруженное восстание, участники которого получили прозвище камизары[94]. Пришлось послать целую королевскую армию против этих мятежников в то время, когда все регулярные войска были крайне необходимы в других местах.

Даже после этого правительство было вынуждено заключить соглашение с недовольными и простить тех из них, кто покорился. После этого все поняли, что французских гугенотов невозможно истребить. Почти до 1789 г. они продолжали терпеть презрение и плохое обращение и страдать от тяжелых законодательных ограничений и отсутствия официальной терпимости к их религии. Но само их существование было утверждением, что даже для Людовика Великого есть слишком трудная задача. Потом произошла Французская революция, вместе с ней наступила полная религиозная терпимость, и гугенотская церковь до сих пор остается мощной составной частью жизни Франции[95].