— Она моя жена, — предупреждающе произнес Николай. — А слухи меня заботят мало. Как и сам свет.

— Слухи… А что с заданием, которое ты провалил из-за своей Ольги? — Павел нехотя укорил друга. — Ты не подумай, я не пеняю, не со зла… просто… не тянет меня к Третьяковой, понимаешь? Вот никак! И если говорить совсем по-честному — то прямо наоборот. Однако ж матушка…

Наследник мог сказать куда больше, только был вынужден резко прерваться, когда увидел, что правая ладонь его друга вспыхнула огнем — мощным, яростным, за которым на лице лучшего боевого мага империи проступило отчаяние и почти сразу проявился… испуг.

А испуганным своего чиноначальника цесаревич не видел еще никогда.

Вскочив вслед за маркизом, он ухватил того за локоть, прежде чем господин Левшин вспыхнул в пламени, пояснив:

— На родовой дом герцога Соколова напали!

Дрожащими руками координаты закладывались плохо. Дерганые пальцы, торопясь, раз за разом стирали горящие символы, пока маркиз не мог сделать ни единого полного вдоха. Вязь из заданных точек прерывалась почти в самый последний момент, и приходилось начинать все заново. А времени у него не оставалось…

Но вот огонь вокруг боевого мага взвился — и тут же выплюнул его на усеянную мелкой крошкой каменную дорогу, возле которой корявым, изуродованным и вырванным с корнем деревом стоял разрушенный дом старого герцога. Будто после урагана, он лишился одного крыла, и, метнувшись туда, господин Левшин тут же с облегчением выдохнул: она, его испуганная маркиза, была здесь.

Обескураженно озираясь по сторонам, Ольга стояла на ночном ветру в одной лишь тонкой ночной рубашке до самых пят и выглядела такой растерянной, что у огненного мага защемило сердце.

А ведь это он виноват, что отпустил ее, — хотелось стать для этой несчастной девочки кем-то лучшим, чем он был на самом деле.

Ежесекундно коря себя за недальновидность, из-за которой чуть не потерял свою супругу, господин Левшин не сразу разглядел мертвенное зеленоватое свечение — и слова вырвались сами собой:

— Не стоит туда идти, Ольга. В этих руинах никто выжить не смог.

Плечи девушки затряслись, а сама она медленно опустилась на разбитый камень. Обхватила себя руками, тщетно пытаясь укрыться от промозглой ночи, и с нескрываемой болью посмотрела на него.

Не в силах больше стоять в стороне, Николай бросился к ней, по пути срывая с себя элегантный фрак. Помог продеть дрожащие руки в слишком длинные для нее рукава, и бережно укутал жену оставшейся тканью, которой с лихвой хватило едва ли не до самых колен. Молниеносно сгреб ее в охапку, стараясь скорее убрать от этого убийственного камня и безжалостного ветра, и, заботливо подхватив на руки легкое тельце, слишком уставшее от пережитого потрясения и потому не способное сопротивляться, огненным вихрем перенесся в загородный дом.

Пока портал прокладывал путь в родовое поместье, маркиз слышал лишь яростные звуки пламенной стихии, готовые смести любого, кто осмелился бы встать на его пути. Но когда переход выбросил их в хозяйской спальне, он наконец смог разобрать едва заметные рыдания своей маркизы.

— Ольга… — Николай мягко коснулся ее щеки, тщетно пытаясь стереть с нее ручейки горячих слез. — Прошу вас, не плачьте…

Плечи девушки беззвучно затряслись, пустив по коже волну мелкой дрожи, а сама она только сильнее вжалась в его тело, словно пытаясь найти в нем надежную защиту. Тоненькие ледяные пальчики смяли шелковую ткань белоснежной сорочки, когда полным боли и разочарования голосом Ольга спросила:

— Это я? Это ведь все я, верно? — Она подняла слегка раскрасневшиеся глаза к лицу мужа, пронзительно глубоко вглядываясь в малейшие изменения, и снова с нестерпимой горечью спросила: — Прошу вас, Николай, скажите мне правду: их убила я?

Огненный маг отшатнулся. Осознание отвратительной реальности подействовало на него отрезвляюще, и он впервые взглянул на события последней недели глазами этой бедной девушки. В памяти болезненно остро воскресли несколько дней, проведенных рядом с Ольгой, и Николай вдруг отчетливо понял весь расчет врага.

Это ведь очень умно: сначала отнять у малышки отца — горячо любящего, но делающего все, чтобы она этого не знала. Но просто убить главу алхимического факультета нельзя, мало, потому как… золото… ливиум опять же… власть, даруемая ими… А вот объявить изменником — в самый раз, чтобы, доказав вину всего рода, разом лишить единственную наследницу имени и денег.

Многолетний замысел четвертого графа Ершова раскрылся перед ним так же, как и задумка врага, и теперь огненный маг не сомневался ни минуты: главный алхимик, попав в жернова измены имперскому дому, пожелал сберечь свою дочь, рожденную с невероятно мощным даром, единственно верным способом — лишив ее семьи еще до того, как его отважились убить. Это сделало ее сильной, невероятно сильной — ведь она и так потеряла все на свете.

Но взамен отцу нужно было подбросить кого-то другого… служащего. Человека, готового из верности императору смести все доводы логики, поверив: она, эта семнадцатилетняя девочка, способна предать.

А все-таки их враг умен…

Николай впервые так четко осознал это, потому как заговорщик смог просчитать главное: на роль ведущего следователя молодой цесаревич выберет его — огненного мага, чиноначальника особого кабинета министерства. Человека без веры в людей, без жалости и… да, без сердца.

«И ведь не ошиблись», — с горечью подумал Николай, вспомнив, как за прошедшее время он не выказал молодой графине ни капли сочувствия, раз за разом подвергая ее все новым испытаниям и подозревая на каждом шагу, ища предательство там, где его не могло существовать вовсе.

Что дальше? А дальше всего-то и нужно было, что снова и снова испытывать юный разум и невероятную силу духа, подбрасывая препятствия одно за другим: встречу с некромантом в лесу под Хвойным… нападение графини Зайцевой… записку с воздушным порталом, перенесшую Ольгу в старый порт… и завершить все этой ночью.

Огненный маг не знал, не мог знать наверняка, переживет ли эта девушка гибель единственных родственников. Он даже не понимал, возможно ли преодолеть нечто подобное…

Кровь резко прилила к лицу, пока он вглядывался в такие милые черты молодой жены, пытаясь найти в них вполне заслуженную ненависть и обиду. Но в огромных синих глазах, затуманенных нестерпимой болью, жил лишь щемящий душу вопрос, и огненный маг в который раз упрекнул себя: а ведь она снова оказалась гораздо храбрее его.

Эта смелая девочка пошла на опознание отца глубокой ночью, гордо распрямив плечи и попытавшись доказать ему, едва заслуживающему одного ее взгляда, что она невиновна. Согласилась помочь короне даже после того, как он глубоко унизил ее, поцеловав безо всякого разрешения и позволив себе в карете совершенно немыслимое…

Господи, каким же ничтожеством казался он сам себе рядом с нею! А она…

Он снова оглядел хрупкую фигурку, едва заметно дрожащую у него в руках. До чего же довели эту умную, смелую и решительную девочку, раз она смогла допустить, чтобы ее семья стала жертвой пробуждающейся в ней самой силы? И как он сам позволил подобному случиться?