В целом по стране семье среднего размера для обеспечения базового прожиточного минимума требовалось около 4,8 га земли. Большинство этого не имели. В зависимости от региона 58–70 % крестьян, включая поденщиков, могли пользоваться не более чем 2 га. В некоторых густонаселенных районах у 75 % крестьян было менее 1 га земли. Британский писатель Артур Юнг, много путешествовавший по Франции накануне революции, охарактеризовал ситуацию так: «Отправляйтесь в районы, где земля разделена на мелкие участки, и вы увидите крайнюю бедность, даже нищету, и наверняка очень плохое ведение хозяйства. Поезжайте в другие места, где такого дробления нет, – и вы найдете куда лучше обработанную землю и несравнимо меньшую нужду»[201]. По сравнению с хозяйством Англии или Нижних Земель французское сельское хозяйство по большей части было удивительно отсталым. Постройки оставались примитивными, с неудачной планировкой; интенсивное земледелие, которое уже повсеместно практиковалось в Англии или Голландии, было неизвестно в большинстве регионов Франции. Большинству крестьян не хватало корма для животных, поэтому они вынуждены были забивать много скота по осени, а также в случае засухи или плохого урожая травы. Они оставляли поля под паром на один или даже на два года из трех. Из-за низкой урожайности до четверти собранного зерна шло на семена, а не на еду. Многие крестьяне не имели даже железных плугов.

Юнг описывает зажиточное село возле Пейрака на юго-западе Франции: «Во всей деревне девушки и женщины не имеют обуви и чулок, также ни чулок, ни башмаков нет на ногах работающего пахаря. Это нищета, которая подрывает корни национального благополучия»[202]. Бóльшая часть Франции жила на грани голодной смерти.

В условиях столь ужасающей повальной бедности даже незначительное повышение цен на хлеб немедленно вызывало волнения. Рацион французов почти полностью состоял из злаков. В него входили ржаной или овсяный хлеб, различные каши и похлебки. Пшеничные булки могли позволить себе только богатые. Бедняки до 1789 года съедали около килограмма хлеба в день, тратя только на него примерно 55 % своего заработка. Более обеспеченные слои населения, такие как мелкие торговцы и ремесленники, могли зарабатывать от 30 до 40 су в день, но когда хлеб стоил больше двух су за полкилограмма, даже они оказывались в полушаге от недоедания.

Положение усугублялось ростом населения. Только с 1770 по 1790 год оно увеличилось на 2 миллиона человек[203]. Жители деревни Ла-Кор в окрестностях Шалона писали: «Количество наших детей повергает нас в отчаяние. У нас нет средств, чтобы накормить и одеть их; у многих из нас по восемь или девять детей»[204]. В конце 1780-х люди отчаянно искали землю. Бедняки уже захватили общинные земли, заполонили леса и болотистые низменности. В обстановке постоянного неблагополучия разрасталось недоверие. Фермеры больше не доверяли мельникам и пекарям, даже хорошо знакомым. Горожане начали опасаться насилия со стороны соседей-селян. В любом случайном путнике люди видели разбойника. По мере нарастания кризиса поднималась волна недовольства по отношению к богатым землевладельцам. Многие требовали продажи или бесплатной раздачи королевских угодий и раздела крупных поместий на небольшие владения.

Нехватка земли вынуждала людей наниматься на работу, чтобы прокормить семью, но возможностей для трудоустройства в сельской экономике было мало. Исключение составляли ремесленники, каменотесы, мельники и трактирщики. Основная часть сельской бедноты искала работу в крупных поместьях, но вакансий было немного, за исключением времени жатвы или сбора винограда, да и тогда плата была очень низкой. В зимние месяцы безработица в деревнях была практически повсеместной. Люди были обречены на постоянный голод и страшную нищету, даже если надомные ремесла, такие как ткачество и прядение, приносили скудный заработок. В городах платили ничуть не лучше. Местный совет небольшого городка на севере Франции признал: «Не подлежит сомнению, что человек, получающий всего 20 су в день, не может прокормить большую семью; тот, кто имеет лишь 15 су в день, определенно беден»[205].

Веками крестьяне пользовались правом собирать колоски на сжатых полях и срывать стерню, оставленную серпами. Солому они использовали для ремонта крыш и покрытия полов. По древнему закону им также разрешалось пасти скот на залежных землях и на полях после второго урожая. Во второй половине XVIII столетия землевладельцы и дворяне все чаще попирали эти права. Крестьяне отчаянно сопротивлялись, зная, что без этих заботливо оберегаемых привилегий им не выжить. Они уже несли тяжелое бремя церковных, государственных и местных налогов, не говоря уже о других поборах и повинностях, таких как барщина, отдаваемых трудом или деньгами.

После 1770 года началась череда климатических крайностей, и плохие урожаи чередовались с хорошими. Погодные колебания дестабилизировали рынок. Рента росла, а доходы падали, поскольку изобилие продовольствия сменялось дефицитом. В 1778 году виноград совсем не уродился, зато к началу 1780-х вина оказалось в избытке. В 1784–1785 годах, через год после аномально холодного лета в Западной Европе, вызванного извержением исландского вулкана Лаки, сена не хватало настолько, что тысячи голов овец и крупного рогатого скота были забиты и проданы по бросовым ценам[206]. В конце апреля в Бретани пошел град и случились наводнения, за которыми последовала продолжительная засуха.

Такие условия были катастрофой для земледельцев, все еще использовавших простейшие аграрные технологии. Способы уборки урожая по-прежнему были примитивны: люди терпеливо обмолачивали снопы ручными цепами, а это означало, что зерно лишь постепенно становилось доступным в течение зимы. Из-за недостатка места в амбаре значительная часть урожая зерновых нередко оставалась в стогах на открытом воздухе, где легко могла сгнить. В случае плохого урожая хранилища пустели задолго до следующей жатвы. В запасе никогда не было достаточно зерна, особенно когда торговцы опорожняли склады, чтобы продать хлеб в других местах. Крайне консервативные, с подозрением относящиеся к любым новшествам крестьяне выступали против любых попыток расширить площади под фруктовые сады или посевы трав. Единственное, что имело для них значение, – это хлеб. Ситуацию усугубляли нескончаемые войны и мародерство. Солдаты совершали набеги на деревни и опустошали житницы. Чиновники постоянно повышали налоги для обеспечения армии[207].