Зимой 1693/94 года от голода и эпидемий погибла десятая часть подданных Людовика XIV, что никак не сказалось на роскошной жизни Версаля[196]. В условиях значительного спада производительности ни король, ни аристократия, ни крестьяне не задумывались всерьез о расширении своего рациона или внедрении новых аграрных технологий. Регулярная нехватка продовольствия была такой же реальностью жизни, как смена времен года или продажность мелких чиновников.

Королевство было ослаблено голодом, болезнями и нескончаемыми войнами. Тысячи гектаров земли оказались заброшены, города обезлюдели, торговля пришла в упадок. Неспокойные времена пугали многих дворян, хорошо знавших о Славной революции 1688 года по другую сторону Ла-Манша, в результате которой в Англии был свергнут Яков Стюарт, взошел на трон Вильгельм Оранский и установилась демократия. Впервые подобострастие и покорность уступили место росткам нонконформизма и свободной политической мысли в среде дворян и интеллектуалов.

Смерть Людовика XIV в 1715 году положила конец эпохе, когда ни монарх, ни его советники не тратили время на выслушивание критики снизу. Не существовало никакого официального органа, подобного английскому парламенту, который был бы местом политических дебатов. В последний раз Генеральные штаты собирались в 1614 году, и они больше запомнились ссорами между представителями, нежели какой-либо оппозицией королю. Во время правления Людовика XV громкие голоса его противников уже раздавались повсеместно – в церквях, в провинциальных судах и в кругу писателей различных политических взглядов. Это была эпоха Просвещения, когда многие бросали вызов традиционным догматам, а король и его советники теряли уверенность перед лицом все более активной оппозиции. Иногда влиятельный министр поддерживал новые идеи, например о проведении аграрных или финансовых реформ, под давлением политической агитации в книгах, памфлетах, речах и газетах. Но реформы неизменно проваливались из-за нерешительности монарха и подковерной борьбы придворных. Власть становилась все уязвимее перед общественным мнением. Растущая напряженность внутри французского общества и появление серьезных конкурентов, таких как Англия, Пруссия и Российская империя, начали подрывать многолетнее могущество династии Бурбонов. Вся государственная надстройка опиралась на крайне ненадежный экономический базис, который гораздо больше, чем в Британии, зависел от климатических условий. Но никто из людей, обеспокоенных политическими переменами во Франции, не уделял внимания крестьянству, которое кормило их и несло на себе всю тяжесть неурожаев.

В начале правления Людовика XV климатические условия были благоприятными. Между 1730 и 1739 годами САО пребывала в положительной фазе с ярко выраженной западной циркуляцией, которая сопровождалась по большей части мягкими, влажными зимами и прохладными, сухими летними сезонами. Атмосферные фронты один за другим шли через Северную Атлантику, поливая Западную Европу обильными осадками. Зимы были самыми теплыми на памяти целого поколения, температура поднялась на 0,6 °C выше нормы в Англии и на 1,3 °C – в Голландии. Воспоминания о суровых зимах быстро померкли. В Нижних Землях сезонные температуры 1735–1739 годов были самыми высокими за весь период между 1740 и 1944 годами[197].

Внезапное похолодание 1739–1742 годов стало шоком. В начале 1740 года Париж пострадал от 75-дневных морозов, вызвавших «огромную нехватку всех припасов»[198]. Крестьяне по всей Франции жили на грани голодной смерти. Многие умерли от обморожений и болезней, вызванных недоеданием. Жилища в Северной Франции были настолько примитивными, что тысячи детей гибли от холода. Когда наступила оттепель, «сильные наводнения принесли страшные беды»: реки вышли из берегов и затопили тысячи гектаров пахотных земель. Из-за холодной и дождливой весны 1740 года сев пришлось отложить на целых шесть недель. На большей части Европы избыточные осадки повредили виноградники и всходы зерновых культур. По мере того как цены росли, а еды становилось все меньше, встревоженные чиновники в своей переписке начали сравнивать ситуацию с известными примерами массового голода из прошлого.

Сегодня, с высоты двух с половиной столетий, легко увидеть во Франции конца XVIII века признаки климатических и демографических проблем. В такой ситуации доиндустриальные государства, особенно с неустойчивой общественно-политической обстановкой, совершенно беззащитны перед частичным или полным коллапсом.

Существует множество прецедентов в более ранней истории[199]. Древнеегипетская цивилизация едва не исчезла в 2180 году до н. э., когда засухи, вызванные Эль-Ниньо, превратили Нил в тонкий ручеек, а власти не смогли накормить голодающих крестьян. Лишь разумные действия правителей на местах смогли спасти положение. Схожая ситуация возникла в городах-государствах майя на юге Юкатана в Центральной Америке, которые к 800 году н. э. оказались на грани экологического бедствия. Амбициозная правящая элита, жившая в мире войн и острой конкуренции, не обращала внимания на угрозу, нависшую над деревнями. Ее потребности в продовольствии и рабочей силе росли в то время, когда природа переживала трудные времена. Почвы истощались, а плотность населения возрастала; в результате майя в буквальном смысле съели всю свою природную среду. В следующем столетии череда опустошительных засух привела к катастрофе в обществе, уже впавшем в состояние хаоса.

Франции XVIII века подобный коллапс не грозил, но нехватка земли, рост населения, беззащитность перед капризами погоды и неурожаями создали для крестьян такую ситуацию неопределенности, какую трудно было представить в прежние времена.

* * *

До 1788 года бедственное положение земледельцев мало что значило в шатких политических раскладах Франции. Во второй половине XVIII века крестьяне все еще составляли от 75 до 80 % населения страны. Четыре миллиона из них владели землей; остальные, около 20 миллионов, арендовали ее. Крупные хозяйства располагались в основном на севере и северо-востоке; фермеры нередко арендовали их у помещиков, проживавших за пределами своих владений. Некоторые крестьяне кормились от собственной земли, но большинство селились на крошечных арендованных участках, подрабатывая на стороне. Кое-как обеспечить себя самостоятельно им удавалось только в лучшие годы. Низший слой составляли безземельные крестьяне; эти несколько миллионов человек жили сезонным трудом на редких общинных полях или за счет милостыни. К концу XVIII века из-за роста сельского населения и запутанных законов о наследовании, приведших к дроблению наделов, возник постоянный дефицит земли. Борьба за огораживание территорий и активная конкуренция за недвижимость неизбежно привели к появлению множества нищих бродяг[200].