Автор «Памятной книжки» Орловской губернии дал крайне нелестную оценку тамошним ремесленникам: «Здешний работник труда не любит; обращается к нему только в необходимости, очень уважает праздники, которых у него гораздо более, нежели сколько назначено табельных дней по календарю и в эти дни не станет работать. Уездные города в особенности бедны мастеровыми по производствам, требующим искусства и отделки, – и со стороны городских управлений ничего до сих пор не сделано для их развития между жителями, что не может не стеснять лиц известного сословия, которые многие предметы, сделавшиеся почти необходимыми в общественном быту, должны выписывать из столиц и других мест. Собственно в Орле есть несколько хороших мастеров из иностранцев, в особенности по цехам: булочному, живописному, серебрянному, портному; работы их весьма удовлетворительны»685.

В 1847 году некая сочинительница опубликовала очерк о Тобольске, в котором не без удивления сообщала: «Я никак не воображала найти здесь такое образованное общество, и столь приятное препровождение времени. С того начать, в Т[обольске] получают все возможные журналы. Какой здесь утонченный вкус во всем, в нарядах, в угощении, даже обращение самое привлекательное; я не верила глазам моим приехав в первый раз в Благородное собрание 22 августа, незабвенный день коронации нашего обожаемого монарха. А как все дамы были прелестно одеты, ты ни за что не поверишь, ma bonne amie, но, ей богу, все это истинная правда, да и мудрено ли! здесь два прекрасные магазина и mademoiselle Adele получает журналы из Парижа и из Москвы»686. Согласно официальной статистике 1860 года, во всей Тобольской губернии «модисток считается 22, в том числе 17 мастериц, 4 рабочих и 1 ученица. Большее число модисток в Омске (10), затем 4 в Тюмени, по 2 в Тобольске, Ялуторовске и Кургане и по 1 в Петропавловске и Туринске»687.

«Политические известия получаются в Красноярске, против Петербурга, позднее месяцем, а моды запаздывают целым годом. Роскошь там еще не наложила свою свинцовую руку на карманы: не видно щегольских экипажей, разряженных, осыпанных брильянтами дам, хотя многие и в состоянии были бы то сделать»688. Так писал очевидец о второй половине 1820-х годов. Десятилетие спустя, «с 1837 по 1845 г., когда был здесь разгар золотопромышленности», Красноярск «изумлял всю

Сибирь своею роскошью. В это время возникали здесь винные погребки с дорогими винами, магазины с готовым платьем и показались у домов вывески разных житейских потребностей»689.

В Самаре существовали трудности с приобретением качественной одежды: «Из ремесленников крайний недостаток в хороших мебельщиках, резчиках на меди, портных, сапожниках, часовых мастерах и модистках. Необходимые вещи: мебель, платье и т. п., жители принуждены часто выписывать из Симбирска (за 200 верст), или и еще далее, из Нижнего Новгорода, а иногда и из Москвы»690.

Модная промышленность Нижнего Новгорода развивалась весьма активно. Иностранный студент, эвакуированный сюда осенью 1812 года, отметил в своем дневнике: «Нижний Новгород многое выиграл благодаря пребыванию в городе беженцев из Москвы. Уже с сентября месяца иной жизнию зажила торговля. Появились товары, о которых нижегородские купцы вряд ли слыхали ранее. Открылись новые лавки, – к примеру, торговля перчатками и хлопчатобумажными тканями. На верхнем рынке построено здание с лавками, кои открыли московские купцы»691. Помимо русских беженцев, там оказались и некоторые французы, по решению московских властей «удаленные из сей столицы на жительство в Нижний Новгород». Среди ссыльных – портной Луи Сегю, купцы Франц Гут, Жан Арман, владелец известного модного магазина Александр Демонси692. Но остается неясным, занимались ли они своим ремеслом, находясь в вынужденной ссылке, и оказали ли какое-то влияние на местную промышленность.

К 1830-м годам в городе сформировалась сеть модных мастерских, в которые поступали заказы из других городов. Любопытно свидетельство современника (1836): «Государь из Нижнего ехал на пароходе в Казань и Симбирск, куда прибыть изволил в день коронации. Бала не принял в тот же день, но изъявил согласие для следующего дня. Дамы выписали немедленно уборы из Нижнего и были очень нарядны. Тургенев Алекс[андр] писал мне, что хоть бы в Париже найти такой вкус и щегольство»693. К началу 1860-х годов в Нижнем функционировало 154 модных магазина, по этому показателю он возглавлял список провинциальных столиц694. В середине века на Осыпной улице «в собственном доме госпожа Купресова, подражая Сихлер и Лебур, превращает лоскутки бархата, атласа, глясе, блонд, лент и прочее в дивные куафюры и шляпки, приводящие в восторг нижегородских щеголих средней руки, которые также находят, что мантильи и платья, выходящие из мастерской госпожи Купресовой, – совершенное очарование»695. Франты от купечества и солидные люди заказывали платье у портного Зевакина, месье Гансен шил все для мужского костюма добросовестно и со вкусом, почему и пользовался доверием городских щеголей.

Развитию модной индустрии Саратова немало способствовала тяга его жителей к разнообразным увеселениям. Мемуарист писал об эпохе 1840-х годов: «Тогда Саратов в зимнее время был полон съезжавшимся из своих поместий дворянством, которое после нескольких месяцев однообразной деревенской жизни старалось вознаградить себя городскими развлечениями. Театры, балы-маскарады в дворянском собрании, домашние спектакли и семейные вечера шли одно за другим»696. К этому времени в городе существовали 14 модных и 11 галантерейных магазинов, а также 3 магазина с разными товарами697. Путешественник по здешним местам свидетельствовал: «В городе пусто и мало движения, и очень велико было мое удивление, когда я посетил щегольские здешние магазины гостинаго двора. В Саратове несколько магазинов модисток, кондиторская и даже фортепьянный мастер»698.

В 1828 году «московская купчиха Елена Сегино… открыла в городе Саратове модной магазин, в котором продаются и на заказ делаются всякие дамские уборы, шляпы, чепчики, платья, салопы, корсеты, шемизетки. все с лучшею и последнею отделкою с моднаго журнала; особы, желающия ей заказать приданное и отдать девушек в учение, могут к ней адресоваться в Саратов, в дом Благороднаго Собрания»699. По традиции той эпохи в ее магазине продавались духи, помада, одеколон, серьги, табакерки, ридикюли, трости, перчатки, гребни и прочие аксессуары700. Супруг модистки, по-видимому, содержал в Саратове гостиницу, во всяком случае, мемуарист упоминал «ресторацию весьма порядочную, где можно найти хорошие комнаты, экипаж, изрядный стол и баню: за все это путешественники по здешним степям часто говорят спасибо г-ну Сегино»701. Любопытно газетное уведомление: «Купецкая жена Елена Феоклистова дочь Сегино сим объявляет, что от имени ея все заемныя письма и другие акты, на кого-либо писанные за рукоприкладством мужа ея, рязанского купца Петра Сегино, не почитать действительными, потому что она ему за себя ни в каком случае рукоприкладствовать не доверяла»702.

Петр Петрович был на два года младше Елены Феоктистовны, он исповедовал католичество (имел иностранные корни?), супруга и дети – православие. В их семье выросли шестеро детей: сыновья Петр и Павел, дочери Варвара, Елизавета, Ольга и Александра703. Сын Петр с 1857 года состоял в звании свободного неклассного художника, Павел с 1840-го – в мещанском сословии.