В середине столетия местный летописец свидетельствовал: «Одна из лучших, многолюднейших и торговых улиц в Туле, без сомнения, есть Киевская улица. Большая половина домов на Киевской улице обвешана разноцветными вывесками. Это – наш Кузнецкий мост, наша Тверская. Здесь находятся богатые магазины и лавки с разными товарами. Здесь кондитерская, аптеки, театр, ресторации. множество серебряных и часовых дел мастеров, множество цирюльников, сапожников, башмачников, переплетчиков и портных, которые, если верить их вывескам, все до одного ученики известнейших портных, проживающих в обеих наших столицах»741.

В «Списке рязанских купцов и мещан. за 1837 год» указан единственный торговец дамскими уборами – купец Василий Соловьев742. Но уже в начале следующего десятилетия в Рязани «проявляется много столичного; улицы также мощены как в Москве, те же магазины и почти то же движение»743. Тамошняя купеческая элита активно перенимала дворянские манеры, поэтому «начала развиваться потребность и в предметах роскоши, вместо прежних 2-х галантерейных лавок к 1860-му году в Рязани их стало около 10-ти. Магазинами дамских уборов и модными портными были наполнены Большая и Почтовая улицы»744. Официальная статистика Рязанской губернии на 1860 год зафиксировала 14 модисток, 27 работниц и 60 учениц, из которых 9 мастериц с 22 работницами и 42 ученицами трудились в губернской столице, еще 2 модистки с 4 работницами и 12 ученицами имели практику в Раненбурге, 2 мастерицы с 3 ученицами работали в Егорьевске и 1 модистка при 1 работнице и 3 ученицах занималась мастерством в Касимове745. Из мемуаров современников известно, что в начале 1850-х годов в Рязани славился магазин мод и уборов Рубцовых746.

Модные магазины присутствовали и на российских курортах. В первое десятилетие XIX века в моде Липецкие воды, куда съезжались многие московские дворянские семьи. Разумеется, общество не могло отказать себе в развлечениях. Вот «граф Чернышев дает завтрак с танцами в галерее для всей липецкой публики, пьющей и непьющей. Надобно видеть, как занимаются своим туалетом местные красавицы. Monsieur Le-bourg, плутоватый француз, продал почти все свои модные товары, а сверх того, спустил содержателю галерейного буфета Приори для графского завтрака рублей на 300 разных вин»747. И.С. Аксаков в середине столетия (1848) сам находился на лечении и отдыхе в местечке Серные Воды в Самарской губернии. Свои впечатления от курорта и прибывшей туда публики он подробно описал в письмах к родным: «Серные воды – место преоригинальное. Это не деревня: крестьян почти нет, они не пашут, не сеют; не город, ибо здесь нет ни присутственных мест, нет торговли и купечества постоянного, не местечко, – а имеет, однако же, полицмейстера с двадцатью человеками команды; 157 домов. – людей разного сословия. На этой неделе съехалось довольно много: полиция считает 105 семейств, но семейств дворянских не более тридцати. Много молодых людей из Казани, одетых по последней моде; почти не слышишь другого языка, кроме французского. Дамы наряжаются взапуски, меняя платья поутру и ввечеру. Все это очень порядочно, скромно, – фраки, сюртуки и пальто безукоризненны; конечно, есть некоторые прорухи, являются кое-какие спенсеры особенного вида, ну да этого немного. Мне даже это грустно, даже досадно, что все здесь хорошо одеваются (хоть и не совсем изящно, но это дар, не всем принадлежащий), во-первых, потому, что не над чем добродушно посмеяться, во-вторых, потому, что уязвленные насмешками писателей над их костюмом провинциалы выписывают себе платья и шляпки из Москвы, Петербурга и Парижа и тратят огромные деньги. Самое лучшее доказательство, что здесь 4 модных магазина!!! Но скверно едят, нельзя найти ни зелени, ни порядочной телятины, ни книг, ни журналов»748.

Провинциальные мастерицы, как и их заказчицы, следовали капризам моды, в начале 1860-х современник свидетельствовал: «Теперь в Орле ни одна почти швея из модного магазина не выходит на улицу без кринолина»749. Впрочем, одежда швеи это не только наряд женщины, но и ее визитная карточка как мастерицы. И любая успешная модистка, понимая это, постарается отразить свои профессиональные достоинства в собственном туалете.

Те состоятельные провинциалы, кого не удовлетворял уровень мастерства местных портных и швей, обращались к столичным купцам и модисткам. Журналы констатировали: «Иногородныя дамы жалуются, что в провинции нет хороших модисток, которым можно бы было ввериться, давая на фасон журнальную картинку; к тому же там бывает часто такой недостаток в материалах, что не имея знакомых в Петербурге, которые могли бы исправить их комиссии, оне часто находятся в большом затруднении. Чтобы избавить их от такого неудобства, мы выставляем имена и адресы известнейших петербургских и парижских модисток, к которым оне могут обратиться в случае нужды»750. И столичные магазины выполняли письменные заказы иногородних покупателей. Московская модистка Бапст обещала, что «заказы и отправка вещей в разныя места России будут исполнены аккуратно и без взятия денег за пересылку»751. Петербургская шляпница Александрин (дом Петрова № 46, напротив Владимирской церкви) «открыла специальное отделение для иногородных заказов», кои обещала исполнить в 24 часа752.

Подобные услуги пользовались устойчивым спросом. Москвичка М.А. Волкова рассказывала: «Когда сестра была губернаторшей в Херсоне, я не только делала закупки для нея, но даже снабжала туалетами всех тамошних дам. В каждом письме она давала мне поручения, и я вечно возилась с купцами. Херсонским дамам нравились услуги сестры их губернаторши»753. Богатая симбирская помещица Мария Федоровна Кроткова «выписывала наряды с Кузнецкого моста из Москвы»754. Е.Ю. Хвощинская вспоминала: «В Салтыках (село Тамбовской губернии. – Авт.) все для нас выписывалось из лучших магазинов Петербурга и Москвы; мать также одевалась богато и изящно»755. Иностранный путешественник, оказавшись в Екатеринбурге в 1828 году, отметил в своем путевом дневнике: «Высшие чиновники составляют приятное общество, в котором неудивительно встретить изящные столичные манеры, так как почти все они получили образование в Петербурге, в корпусе горных инженеров. Зимою часто собираются для танцев и музыки в предназначенный для этого дом. На этих собраниях… встречаются часто элегантные современные наряды, что кажется тем более удивительным, что в Екатеринбурге нет модных магазинов и приходится все выписывать из Петербурга. Но так как почта в России принимает посылки по умеренной цене, убывающей с расстоянием, то можно, имея знакомых в столице империи, выписывать в Екатеринбург новинки моды»756. Примерно та же картина наблюдается в середине века: «Что касается до внешности, то вы здесь встретите ее в самом цивилизованном виде. Женские костюмы выписаны из Петербурга. Юноши ходят по последней лондонской моде, которую сами они привезли со всемирной выставки»757.

Москвичи и петербуржцы активно отправляли друг другу бандероли. Чтобы не ошибиться с размером изделия, видом и цветом материи, высылали образцы ткани, мерки или уже изношенный предмет одежды и обуви. При приобретении обуви надежнее всего было высылать полюбившийся башмак, что и делали заказчики. Любопытно, что и столицы снабжались неодинаково, видимо, это зависело от возможностей торговцев, их коммерческих связей. Купцы шли на уступки, обменивая товар, но и не упускали случая поднять цену или обмануть покупателя. Москвичка Мария Аполлоновна Волкова часто занималась закупками и справлялась с этим превосходно. В одном из писем она уведомляла подругу: «Купила тебе пять аршин двойного линона по десяти рублей. Ты не сказала мне, сколько тебе нужно аршин; если я купила лишнее, наверно найдутся охотники на эту материю, потому что в Петербурге ее нельзя достать»758. В другом ее письме читаем: «Сейчас вернулась из лавки Авраама; ездила к нему за материей, которую ты желаешь иметь; у нас она называется камлотом. Хорошо, что ты прислала мне образчик, иначе я была бы в затруднении, не зная названия, которое носит эта ткань в Петербурге. Ты не ясно определяешь цвет; я условилась с купцом; если материя тебе не годится, пришли ее обратно, он переменит. Прилагаю при сем различные образчики»759. Через месяц Волкова писала: «Вот тебе пять аршин голубого камлота; я сама пешком ходила за ним к Аврааму. В настоящее время у него нет красивой тафты. Он получит товар через две недели, тогда, если желаешь, я куплю тебе на платье»760. А еще пару месяцев спустя она отослала «10 аршин черного камлота; он подороже того, который я прежде покупала. Авраам захотел воспользоваться случаем нажить лишний рубль и стал продавать эту материю дороже, потому что и в Петербург выписывают в большом количестве – и здесь раскупают. Вчера при мне он продал ее по 7 руб. аршин; так как я пользуюсь его особенным расположением, то он с меня взял по пяти с полтиной за аршин»761.