Звук. Я услышала, как булькнула вода где то впереди, точно нырнул в нее кто то тяжелый.

Накатила паника. В голове бился тупой вопрос — зачем я сюда сунулась? Зачем полезла, сейчас бы сидели с Дрюпи–ным в сухости, разбирали какой нибудь коллекционный автомобиль середины прошлого века, ругались бы потихоньку. Зачем сюда то?

Любопытство. Самоуверенность. Самоуверенность. Три раза самоуверенность. Нельзя быть такой самоуверенной…

Интересно, анаконды как живут — стаями или в одиночку? Кажется, все хищники любят в одиночку, крокодилы… Хотя в лабиринте много укромных уголков, в каждом из них может сидеть по анаконде. Спать, ожидая своего часа.

Булькнуло ближе. Я перехватила заточенный штырь поудобнее. Как, интересно, она нападает? Ну, анаконда? Снизу? Сверху? Сбоку? Как то я приемам охоты анаконды мало внимания уделяла…

Шокер. Не пригодится, кругом вода, себя прибью.

И как ей противостоять? Если она обовьет руки–ноги — что делать? Ничего, наверное. Змеи — удивительно сильные твари, обычный удав может легко человека задавить, что уж говорить о таких размерах?

Я почувствовала, как дрожат ноги. Колени. По–настоящему. Страшно. То есть не страшно, это было уже по–другому — какой то высший страх. Ужас. Кошмар, наверное, даже слова этому не придумано. У меня перехватило горло, показалось, что его сдавили пальцами и выжали весь воздух. Я привалилась к стене. Надо было восстановиться. Начали дрожать и руки, зубы стучали…

Я заплакала.

То есть слезы сами потекли. Я пыталась их удержать, но они не удерживались, бежали и бежали, со мной никогда такого не происходило. Я не могла остановиться. Мне было жаль себя. Свою жизнь, то, что ее, собственно, почти и не было, если она и случилась когда то раньше, то я ее совершенно не помню, ну ни крошечки. И про будущее я ничего не знаю, его нет. То есть оно может закончиться вот прямо здесь, в ближайшее время.

Дышать трудно. На плечи легла духота, кислорода в этом воздухе было совсем мало, какие то отдельные молекулы, их не хватало легким, легкие просили воздуха, свободы, простора.

Вода взволновалась. Чувствовалось продвижение в ней чего то большого и сильного, и это большое приближалось, с каждой секундой расстояние между нами все сокращалось и сокращалось, и мне начинало казаться, что я слышу ее вонь. Тут и так воняло изрядно, но это была особая, дополнительная вонь, жуткая, плотная, с тошнотворным сладким привкусом.

Смерть, я запомнила навсегда, как пахнет смерть. Так вот, сладко. Гнилью.

Не хотелось умирать, я почувствовала это с какой то яростной беспощадностью. Я хотела жить.

В голове у меня что то сдвинулось, где то за правым ухом щелкнуло, точно сломалась в моей голове какая то косточка. На секунду я ослепла, мир выключился и включился вновь.

Справа вспенилась вода, и над поверхностью поднялась змеиная голова.

Не ожидала, что анаконды бывают такими большими.

Хотя не исключено, это не настоящая змея. То есть она, конечно, не роботическая, а генетически модифицированная, возможно, ей увеличили размер в два раза…

Легко проглотит большую свинью. Без проблем. У них, кажется, челюсти раздвигаются в пять раз шире морды, меня она легко сожрет, даже не заметит.

Вдруг что то мелькнуло, белая слепящая вспышка, прямо передо мной, перед глазами. И я увидела в этой вспышке прошлое, правда, то, которое случилось не со мной, кажется, счастливое, нет, просто наверняка счастливое, и будущее, тоже счастливое, которое, как я надеялась, станет моим. Облака. Ветер. Море. Точно, я увидела море. Золотой пляж в обе стороны, и остров, тонущий вдали, едва проступающий сквозь пелену утреннего воздуха, радужные ракушки под ногами, пласты капусты, выкинутой прибоем, и холмы за спиной, и затонувший корабль, с торчащей кормой, затянутой водорослями. Плавник, выброшенный на берег, выбеленный солнцем и выжженный солью. Скелеты рыб, но не мрачные, а напротив, какие то озорные. Ветер, да, свежий. Песок мокрый и застревает между пальцами.

А высоко над горизонтом птицы. Черные чайки с острыми крыльями.

У меня имелось будущее.

Теперь я была абсолютно в этом уверена.

Видение растворилось, схлопнулось в маленькую сияющую точку, меньше игольного ушка, ослепительнее бриллианта.

В следующий миг я уже знала, что я не умру здесь, в вонючем коридоре, залитом теплой водой. Не здесь и не сейчас. И вообще. На меня накатило чувство абсолютной уверенности в себе, я выдохнула и увидела коридор. Во всех его мельчайших деталях, точно он был освещен ярким солнечным светом, точно здесь было много воздуха, и был он прозрачен и чист, и вода под ногами текла хрустальным потоком. Мир приобрел небывалую резкость, точно разлился над головой некий агент, сделавший прозрачным землю, и бетон, и воду, и все, что было там, над головой.

Это было странное чувство, я вдруг потрогала струны, плотно натянутые между небом и землей, услышала глухое гудение красного смещения, Глас Господа.

В следующий миг я оказалась рядом с анакондой. Одним коротким движением я вогнала заточенный штырь в ее правый глаз, другим с разворота распорола змеиное горло.

Жижа вспучилась толстыми змеиными извивами, коридор наполнился жизнью, которая скоро стала смертью. Меня обвили и стиснули тугие кольца, выдавили воздух, оторвали от пола и ударили в потолок, и поволокли по нему, головой, лицом по шершавому бетону, закручивая спиралями, стирая уши…

Змея сдохла.

Она перестала извиваться и замерла, свернувшись в плотный клубок, только черная кровь продолжала бить тонкими струйками, и звук. Похожий на плач.

Надо было успокоить сердце. Оно билось с такой скоростью, что удары сливались в однообразный шум. Я удивилась — как сосуды выдерживают такую скорость? Давление, наверное, поднялось… Не знаю даже, какое. Кожа болела. Она обрела неприятную чувствительность, впрочем, как и зрение, слух и реакция. И еще.

Появилось нечто… Трудно объяснить. Суперпредчувствие, что ли. Я знала, что мне надо делать в следующую секунду, и сами секунды стали послушны, я вертела ими как хотела, держала их в кулаке. И оставалась живой.

Надо было успокоиться. Потому что жить в таком состоянии оказалось крайне утомительно, кричать все время хотелось. И убивать. В руках продолжала играть злость, мне бы еще парочку анаконд, придушить голыми руками!

Но анаконды, кажется, кончились. Может, маленькие где остались. Вряд ли, в таких условиях не шибко размножишься. Плевать на них.

Плевать.

Плевать.

Я закричала.

Так, что в горле, кажется, лопнул сосуд и рот наполнился кровью. Это меня успокоило. Нет, точно успокоило. Сердце отпускало. И вот уже я дышала спокойно, хотя горло болело, и кровь хлынула уже из носа, и зубы раскрошились, причем передние в пыль. Это больше меня не волновало, я продолжила пробираться вперед, переступая через змеиное туловище, оскальзываясь на гладкой холодной коже.