В зале царило молчание, и тут она уперлась кулаками в бока и спросила:

– Ну?

После секундного замешательства мальчик молча кивнул.

– А теперь вы.

Теперь она направила свой гнев на лэрда Маккензи, который смотрел на нее, как будто перед ним стояло нечто совершенно незнакомое, чего он ни разу в жизни не видел. Удивление подавило гнев, но его глаза снова глядели на ее грудь.

Филомена скрестила руки и нахмурилась:

– Неужели вы не понимаете, что для одинокого ребенка нет ничего дороже любимого домашнего животного? Возможно, если бы у вас была в свое время любящая собака, вы не стали бы таким неизлечимо мрачным людоедом!

Его ресницы дрогнули и опустились, скрывая мальчишескую дерзость во взгляде точно так же, как это делал его сын.

– А теперь…

Она стояла между двух мужчин, причем оба упорно глядели вниз на одну и ту же точку на ковре.

– Вы пьяны. – Она указала на Рейвенкрофта. – А вы устали, – указала на Эндрю. – Лучше будет, если мы разрешим наш спор после хорошего ночного сна. Поэтому отправляйтесь в постель, и только попробуйте…

Она не стала продолжать свою угрозу, потому что не представляла, что ей делать, если один из них ее не послушает.

Лиам поднял глаза и пронзил Филомену странным взглядом, но через напряженную минуту развернулся, как настоящий бригадный генерал на плацу, и, печатая шаг, отправился восвояси.

Филомена повернулась к Эндрю, который смотрел на нее круглыми, как блюдца, глазами. Она молча показала ему на дверь его комнаты и последовала за ним, в то время как он шел, шаркая ногами, с видом человека, обреченного на виселицу.

– Я не имел в виду… – произнес он после долгой паузы.

Филомена в это время расправляла его смятые простыни, отбрасывала одеяло, чтобы движением снять накопившееся напряжение.

– Я знаю, – ответила она сухо, хотя ее гнев уже остыл.

Внутренне она сама удивлялась своему поведению. Всю свою жизнь она была тихой мышкой. А тут встала против двоих, да еще и мужчин. Причем один из них был известен способностью убить всякого, кто его рассердил, так что его можно было счесть за двоих.

– Как вы думаете, а он знает, – Эндрю поставил щенка на пол, и тот плюхнулся толстой попкой на ковер и взвизгнул, – что я совсем не хочу, чтобы он умер?

– Я думаю, он это понимает, – ответила Филомена, взбивая подушку. – Ваши слова были очень жестокими, и, я полагаю, они ранили вашего отца. Но он-то должен понимать больше, чем кто-либо, что мы часто говорим в гневе не то, что думаем на самом деле.

– А вы храбрая! – Уважение в голосе мальчика вызвало спазм в горле.

Она вздохнула:

– Я вела себя безрассудно, – и, повернувшись к нему, продолжила: – мне жаль, что я говорила с вами слишком сурово.

Пожатием плеч мальчик дал понять, что все в порядке.

– Он был очень сердит.

– Да, был. – Отрицать не было смысла. – Что он будет делать, по-вашему?

Филомена смотрела на прелестное маленькое существо, которое старательно выкусывало что-то у себя в лапе и от этого свалилось на бок. Ее сердце сжалось от дурного предчувствия, хотя слабая надежда все же оставалась.

– Может быть, при свете дня он по-другому отнесется к Руне. Он легко вспыхивает, это правда, но он разумный человек. Поэтому есть надежда…

– Нет, – заспешил Эндрю. – Я имею в виду, вы думаете, он не отошлет вас обратно?

– Ох!

Филомена и сама не знала. Возможно, она зашла слишком далеко. Может быть, утром она проснется, а у дверей ее будет ждать Джани, чтобы помочь с упаковкой вещей. Ей следовало вести себя осторожней. Что на нее нашло? Почему она решилась подать голос, выказать храбрость, чтобы постоять за себя в самый неподходящий для этого момент?

Ее тронула озабоченность в глазах Эндрю, и Филомена протянула руку и пожала ему плечо:

– По правде сказать, я не знаю, мой дорогой. Надеюсь, не отошлет.

Лицо мальчика приобрело твердое выражение:

– Я никогда ему не прощу, если отошлет. – Он старательно прятал сердитые слезы, даже дрожал. – Клянусь, я буду ненавидеть его до того дня, пока он не умрет, что бы вы ни говорили, если он вас выгонит.

С болью в сердце Филомена привлекла к себе мальчика и прижала его голову к своему плечу. Глаза у нее наполнились слезами.

– Это будет настоящей трагедией, Эндрю, – сказала она, удивляясь, почему она все еще защищает его отца. – Я нарушила его доверие. И он вправе выгнать меня отсюда. Поэтому ложь так ужасна. Вы понимаете теперь?

Странно, теперь она не только лгунья, но и лицемерка. Господи, какую неразбериху она устроила!

– Да, – согласился Эндрю, прижимаясь к ее плечу.

– Забирайтесь в постель, – успокоила она его, отодвигаясь.

Она подняла Руну с пола и отдала крошку в руки Эндрю, и щенок немедленно принялся лизать ему шею.

– Утром все будет выглядеть совсем по-другому. Мы разберемся, не волнуйся.

Слезы еще текли по щекам Эндрю, когда он положил голову на подушку и позволил Филомене подоткнуть одеяло. Она погладила его по шелковистым волосам.

– Что бы ни случилось, знай, что я на твоей стороне, так ведь, дорогой? И в конечном счете твой отец тоже. Мы оба хотим для тебя самого лучшего.

Несмотря на то что челюсть Эндрю была упрямо зажата, он кивнул. Филомена привернула лампу и направилась к выходу.

– Спокойной ночи, мисс Локхарт!

– Спокойной ночи, Эндрю. – Она едва не сказала, что любит его, хотя чувствовала, что действительно полюбила мальчика. Что за чудесный сын у Рейвенкрофта!

Филомена тихо затворила дверь, испустив тяжелый вздох, оглядела слабо освещенный зал. Он был пуст: ни демонов, ни маркизов. И направилась в свою комнату. Не один Эндрю был озабочен ее завтрашней судьбой. Ждать целую ночь было просто пыткой. Она понимала, что сон, как осторожный вор, будет ее избегать. Может быть, пойти в библиотеку и найти какую-нибудь хорошую книгу, чтобы отвлечься?

Эту мысль Филомена тут же отвергла, потому что знала, что никакая книга не сможет ее отвлечь. Кроме того, библиотека ее по-прежнему пугала после… той встречи. Что это было? Галлюцинация? Сон наяву?

Ей не пришлось поворачивать ручку двери, так как дверь ее комнаты была слегка приоткрыта, замок был выворочен из притолоки. Филомена попыталась ее закрыть и как-то закрепить.

Она постаралась не вспоминать странные обвинения, которые бросал ей Рейвенкрофт. Как глупо она вела себя, когда разрешила Эндрю вовлечь себя в эту историю. Ослепленная дружбой, которая начала возникать между ней и мальчиком, она лгала своему работодателю. Опять лгала. Ей показалось, уж если она согласилась вести жизнь, полную обмана, то дополнить ее новыми тайнами и секретами будет легко. Теперь она боялась полностью растерять свою былую честность.