– А правда, что король, как говорят, даже испражниться не может без разрешения Полины?

Гортензия неодобрительно шикает.

– Ой, этого я не знаю. Но уверена, что король к ней прислушивается, она ведь такая умная. Если бы я была королем, то обязательно к ней прислушивалась бы…

Диана продолжает о чем-то монотонно бубнить. Я слушаю вполуха, размышляя о странной ситуации, в которой оказались мы, все пять сестер. Три здесь, в Париже, и две в Версале. Ох уж эти старшие сестры! Было бы интересно, если бы они приехали в Париж на свадьбу, но ни одна из них не приедет. Настоящее воссоединение семьи… сложно себе представить, хотя было бы действительно удивительно. Я начинаю прислушиваться, когда Диана говорит интересные вещи:

– Полина уверяет, что найдет для меня герцога.

– Ой, сестричка, какая чудесная новость! – радуется Гортензия. – Тогда мы все будем замужем! Как бы гордилась нами наша матушка!

Я тоже улыбаюсь, но внутри меня обжигает зависть, разъедает сердце. Диана – герцогиня? Тут мы с Гортензией со второсортными провинциальными маркизами, а по другую сторону пропасти, на стороне удачи и богатства, находятся Луиза и Полина, сердечные подруги самого короля Франции, облеченные властью (нет, по крайней мере Полина). А теперь вот и Диана выйдет замуж за герцога.

Может быть, это звучит не по-сестрински, как заметила бы Зелия (но сейчас ее уже нет, она умерла), однако я уверена, что если, как считается в обществе, главное богатство женщины – внешность, то мои старшие сестры ни за что не достигли бы успеха. По всем законам природы славой должны были бы наслаждаться мы с Гортензией, потому что мы самые красивые в семье, намного привлекательнее простушки Луизы, уродины Полины и толстушки Дианы. А вместо этого… кажется, что мир перевернулся вверх ногами.

Сомневаюсь, что сам Эзоп мог бы объяснить эту странную ситуацию.

От Гортензии де Фуйёз, маркизы де Флавакур

Особняк Мазарини, Париж

1 февраля 1740 года

От Марианны де ля Турнель

Замок де ля Турнель, Бургундия

26 февраля 1740 года

Дом герцогини де Ледигьер, Париж

Март 1740 года

После отъезда Полины в Версаль я получила несколько приглашений от родственников, которые гостеприимно звали меня к себе. Жаль, что они не могли пригласить нас раньше: Полина так ненавидела монастырь! Я не против жизни в монастыре, но без Полины мне здесь крайне одиноко, поэтому я с радостью приняла приглашение вдовствующей герцогини де Ледигьер приехать пожить к ней.

Мадам Ледиг (как я ее называю) ужасно старая, ей почти шестьдесят, она тетя нашей дорогой матушки и большая подруга тетушки Мазарини. У нее на подбородке большая бородавка, словно мушка, с одним исключением – мушки волосатыми не бывают.

Мадам Ледиг обитает в огромном старомодном особняке и постоянно сравнивает свой теперешний дом с дворцом, где они жили, когда был жив ее супруг. Тот умер тридцать семь лет назад; надеюсь, что жалуется она не все эти годы. Теперь за ней неотступно следуют два лакея, но она рассказывала мне, что, когда был жив ее супруг, он никогда не выходил из дому без сопровождения минимум шестидесяти лакеев. Шестидесяти лакеев! Только представьте себе. Как они все размещались в экипаже?

Дом, в котором она живет, древний и темный и находится неподалеку от нашего родительского дома на Набережной Театинцев. Мадам Ледиг уверяет, что на лестницах живут привидения, поэтому две служанки всегда сидят с ней ночью и, не смыкая глаз, следят, не появится ли призрак. Я в привидения не верю, но на всякий случай достаю распятие, которое привезла из монастыря, и ночью кладу его себе в кровать. Я пытаюсь заставить свою служанку Туфф, которую приставила ко мне мадам Ледиг, не спать всю ночь, но она отказывается. Говорит, что, если не поспит ночью, днем не сможет исполнять свои обязанности.