— Должен идти, должен идти! Так говорит, словно его ждут на массовом митинге для выступления! Ну куда ты пойдешь, что у тебя тут есть?

— Куда-нибудь да пойду, в конце концов, если у человека нет цели, значит, сам он — и есть эта цель!

— Оставь эти слова. Пойдешь со мной, как миленький. Зайдем к нам домой, отдохнем, пообедаем, потом пройдемся по городу, опять вернемся домой.

— Нет.

— «Нет» не принимается, идем, и все тут. Смотри только не потеряйся.

Исмаил пробормотал:

— Ну, раз настаиваешь, то так и быть.

В доме была всего пара комнат, квадратный дворик с небольшим садиком, засаженным петуниями. В крошечном бирюзовом бассейне виднелось несколько красных рыбок. Мать Камеля была старой, но приятной и аккуратной. Лицо ее выглядывало из белого платка, на котором блестели крупные стежки золотой нити. На фарси она изъяснялась с трудом, но при этом была говорлива и шутлива. Едва познакомившись с Исмаилом, сказала:

— Камель наш любит говорить, что он лишен недостатков[31], но это ни чуточки не так!

Исмаил посмотрел на сморщившегося Камеля и со смехом спросил:

— Почему же у него должны быть недостатки, может, Камель — само совершенство?

— Нет, дорогой мой, нет, свет очей моих, если бы у него не было недостатков, он бы давно женился, и вокруг меня было бы полно внуков!

Исмаил сверкнул своими голубыми глазами и расхохотался:

— Тогда, конечно, все было бы — само совершенство. Но за Камелем дело не станет!

— Да услышит тебя Аллах! Ты вот скажи это ему, чтобы пошевеливался, а то время уходит, я одной ногой в могиле, тоскую оттого, что нет ни невесты, ни внуков. Многого от него не прошу, пусть только возьмет девушку, любую, какая понравится, и приведет в дом. Слава Аллаху, и зарплата у него хорошая, и знания есть, и на фарси как соловей говорит. И авторучка в кармане, и очки на носу, и галстук на шее… Слава Аллаху, все у него есть: фигура, рост, сила, здоровье. Не знаю, чего он сидит, ждет. Почему ручки сложил. А как есть свободное время — бежит к книгам своим, читает с утра до ночи. Уж последнее время я боюсь, как бы он от всех этих книг с ума не сошел. Сто тысяч раз ему говорила: Камель, сынок, плоть от плоти моей, свет очей моих, не желала я, чтобы из тебя мулла либо Ленин получился. Ты только женщину возьми, успокой мою душу. Если вы ему это скажете — век буду за вас Богу молиться! А у меня от повторения этого язык уже стерся!

— Что же я скажу ему, матушка? Мы же меньше суток знакомы. Но — хорошо, передам ему ваши слова.

В это время Камель строго спросил:

— Вы слушаете слова старших, уважаемый, чтобы мне их передать?

— Надо слушать, если шанс выпал, как не послушать?

Мать Камеля рассмеялась, ее щеки порозовели:

— Вот молодец какой, хорошо сказал!

Камель тоже рассмеялся и, чтобы сменить тему, предложил:

— Пойдем, заглянешь в мою библиотеку.

Мать всплеснула руками.

— Да уж, библиотека, а толку-то? Даже Корана в ней нет!

Библиотека помещалась в задней комнате дома. Полки были вытесаны неумело, а масляная краска, окрашивающая их, местами загустела комками. На верхней полке были выстроены в ряд несколько старых выцветших фотографий, заинтересовавших Исмаила. Большинство лиц было суровым. Посмотрев на них, он спросил:

— Не узнаю их, кто это?

— Это? Очень известные: Маркс, Ленин, Максим Горький, Че Гевара, Дзержинский. А эти трое — иранцы: доктор Таги Арани, Самад Бехранги, а это — Хосров Голесорхи[32].

Исмаил нахмурился и заметил:

— Да, правильно, двух последних я знаю.

— Эти люди принадлежат к числу мыслителей и вождей мировой революции трудящихся.

Исмаил обратился к книгам. Большая часть их была переводной. Пробежав по ним глазами, он спросил:

— По шариату ничего нет?

— Нет.

— Почему?

— У меня больше литература, философия.

— А о Тебризе что-нибудь есть?

— Есть, вот тут, внизу, «История Конституционной революции» и еще несколько.

Он присел и достал эти книги. Исмаил с интересом рассматривал их.

— Раз мне довелось приехать в Тебриз, очень хотелось бы узнать об этом городе и Конституционной революции[33].

— И узнавай на здоровье.

— Могу я их взять почитать? Поверь, я верну. Я ведь сам работаю в библиотеке мечети.

— Библиотека мечети?

— Ну да.

— Неужели и в мечети есть библиотека?

— Я к тому это сказал, что верну вовремя.

— А куда ты их хочешь взять? В этой комнате спи, здесь же и читай. Книги отсюда не выдаются!

— Но я серьезно, я залог оставлю.

— А я пошутил, как хочешь, так и поступай, главное — не церемонься. Видишь, что место есть для отдыха и сна.

— Спасибо, но я не кокетничаю. Я хочу несколько дней пробыть в Тебризе и не буду тебя стеснять.

— Да не стеснишь ты. Чувствуй себя здесь хозяином, никаких проблем.

И все-таки ночевал Исмаил в дешевой гостинице для путешественников, в большой комнате, где спало еще несколько человек. В основном это были крестьяне или горожане-путешественники, которые к ночи добрались до Тебриза, усталые и сонные, и пришли в эту гостиницу, чтобы упасть на первую же предложенную койку, распространяя вокруг себя запах потных ног. Лежанки были деревянные и расшатанные. Каждое движение отзывалось громким скрипом. В первую ночь Исмаил спал на лежанке, на середине которой во всю длину была выпуклая деревянная плаха, буквально раскалывавшая его на две части. До утра он сражался с этой лежанкой, но, как бы он ни повернулся, ребра упирались в эту плаху, и было больно.