А потом он отступил назад, остальные образовали полукруг и замерли в ожидании. Он еще раз кивнул, и на волне мужских голосов к куполу взлетела «Миссисипи». Редж остановился в тени портика, слушая, как поют одиннадцать белых мужчин, рассказывая о Юге, о воображаемом Юге с его черными и хлопком, и их голоса исполнены печали, но не ужаса. Прошлое, трагедия на театральной сцене, далекая, как сама мысль об ужасе, – то, что они могут представить, но не носят внутри. И этот парень, их руководитель, возводил гармонию, словно каменщик стену, нота за нотой, пока они не добрались до финальной, одинокой и чистой, и все части песни наконец объединились в этом последнем слове.

Тогда Редж повернулся и зашагал через библиотеку, мимо людей за длинными столами читального зала, мимо библиотекарей, и вышел в заднюю дверь. В тот момент он ненавидел их всех, этих парней, которые думали, будто что-то понимают, потому что поют эту песню, потому что знают ноты.

Хотя та нота, последняя, в которой слились все двенадцать голосов, была прекрасна.

Это он, их руководитель, понял Редж, когда они с Леном начали проталкиваться через толпу вспотевших мужчин и раскрасневшихся женщин; он ходит по прокуренной комнате с бутылкой и пластиковыми чашками. Повернувшись, он заметил их.

– Боже правый! – удивленно воскликнул Мосс. – Тот фотограф.

Редж вздрогнул.

– И Леви? – Мосс перевел взгляд на Лена. – Лен Леви?

Он поставил бутылку на стол и пожал Лену руку.

– Замечательно! – воскликнул он, снова повернулся к Реджу и протянул руку; он был явно заинтригован.

– Мосс Милтон, – представился он. – Твое лицо мне кажется знакомым.

– Редж Полинг. – Редж пожал протянутую руку.

– А ты, случайно, не учился в Гарварде?

– Учился, – ответил Редж.

– Выпуск пятьдесят третьего года? – Лицо Мосса расплылось в улыбке.

Редж кивнул и улыбнулся ему в ответ.

– Я тоже, – сказал Мосс. – Провалиться мне на этом месте.

Все трое умолкли.

– Ну ладно, что вам принести выпить?

– Мне пива, – сказал Лен.

– Два, – поддержал его Редж. – Как минимум. Каждому.

– Легко, – отозвался Мосс и пошел на кухню.

«Провалиться мне на этом месте», – снова подумал он, открывая холодильник. Вот почему в тот день в «Белой лошади» ему показалось, что он знает этого парня. Редж Полинг был одним из немногих чернокожих на их курсе в Гарварде и отличался молчаливостью. Все его называли нелюдимым. Но теперь Мосс видел, что нелюдимым он был, наверное, потому, что никто с ним не говорил, – потому, что и рука, которую он только что пожал, и его глаза говорили о силе, любопытстве и открытости. В зеркале над мойкой он видел, как Лен качает головой в ответ на какую-то реплику Реджа, и было очевидно, что они легко понимают друг друга без слов. Мосс отвел взгляд.

Когда он вернулся с пивом, с новыми гостями беседовал Прес Банкрофт, под курткой которого выпирал наметившийся животик. Он работал в банке «Милтон Хиггинсон» и воображал себя писателем, потому что сразу после окончания Йеля опубликовал роман. Его второй роман был на редактуре в издательстве «Хотон Миффлин», в котором работал и Редж Полинг. Мосс никогда не приглашал Преса на свои вечеринки, но тот неизменно являлся.

– Погано выглядишь, Леви, – говорил Банкрофт. – Слишком много работы?

– Точно, – бесстрастно ответил Лен и взял у Мосса пиво.

– Везет, – сказал Банкрофт и отпил глоток из своего стакана.

– Готов поспорить, ты считаешь себя образцово воспитанным, Банкрофт, – заметил Леви.

– Да, я образец хороших манер. – Банкрофт улыбнулся.

– Чья это резолюция? – вмешался Редж.

– Ишь ты, «резолюция». – Прес посмотрел на него. – Молодец, Полинг, хорошо владеешь словом.

– У меня много талантов, – спокойно ответил Редж, прихлебывая пиво.

– Ну и парня ты привел, – фамильярно сказал Прес, поворачиваясь к Лену. Тот ничего не ответил.

Банкрофт сделал дружелюбное лицо, словно говоря: Ладно, без обид, – и отошел.

Втроем они смотрели, как он прокладывает себе путь сквозь толпу.

– Этот парень – пустозвон, – произнес Лен.

– Он притворяется пустозвоном, – сказал Редж.

– И что это меняет? – возразил Лен и выпил. – Твое здоровье.

– Это делает его опасным, – объяснил Редж.

– Он не опасен, – покачал головой Мосс. – Он болван.

– Неужели? – Редж постучал по своей бутылке. – А что ты скажешь на это: на днях он представил меня как «чертовски хорошего литературного редактора, который оказался негром»?

Что в этом опасного? Мосс посмотрел на Реджа. Разве это не так?

– Его невозможно раскусить, – продолжил Редж.

– Черт с ним, – сказал Лен, отворачиваясь от них и разглядывая толпу. – Кто тут еще есть?

– А ты умеешь раскусывать? – спросил Мосс Реджа.

– Приходится. – Редж слабо улыбнулся, словно хотел сдержать улыбку, но не смог. Мосс почувствовал, что ему нравится этот парень.

– Черный должен знать, с кем он разговаривает, – продолжал Редж.

Слово «черный» привлекло внимание Мосса, словно показавшийся на мгновение раздвоенный змеиный язык. Он не мог отрицать, что поначалу отреагировал на правильную речь Реджа точно так же, как Прес Банкрофт.

– Больше, чем кто-либо другой? – напрямую спросил он.

Редж посмотрел ему в глаза:

– Да.

Мосс скрестил руки на груди, но не отвел взгляда:

– Почему?

Лен достал сигарету и посмотрел на Реджа.

Что-то неуловимое промелькнуло между ними.

Редж наклонился вперед и похлопал Мосса по руке:

– Теперь я понимаю.

Мосс замер:

– Что именно?

– Ты задаешь вопросы, которые приглашают к разговору.

– Мне интересно, – парировал Мосс, испытывая облегчение. – Просто интересно.

– Такие, как ты, редко задают вопросы.

– Такие, как я? – нахмурился Мосс.

– Огден Мосс Милтон-младший, – торжественно произнес Лен.

– Это всего лишь имя, – запротестовал Мосс.

– Точно, – сухо заметил Лен. – Как и Лен Леви.

– Ладно. – Мосс кивнул и достал сигареты. – Согласен.

– Для негра единственный способ выжить в этой стране – выделять как можно больше яду, – сказал Редж. – Все время.

– А вот это выглядит опасным. – Мосс предложил собеседникам сигареты.