Жизнь в Сахаре состоит из двух сфер – женщина плюс мужчина и человек плюс верблюд. Или внедорожник. Жизнь в пустыне – это движение. Прекращение движения – конец жизни. Раньше вдоль реки Нигер возили соль, золото, мясо муфлонов, сушеных ящериц, финики, чай, сахар, табак, веревки из козьей шерсти, цветастые ткани и много других полезных вещей. А что полезного везет она? Сумки с калашниковыми, пару гранатометов, боезапас да остатки влажных салфеток… Недавно в штабе у командующего обсуждали новость, что в Ливане появилось правительство, в котором пять женщин и одна из них министр обороны. Она и сама подумывала о чем-то подобном, когда после школы решила поступать в Военную академию. Но вот прошло почти десять лет. И кем она стала? Кто она сейчас? Бенфика эз-Зубейра, аль-Мадинат аль-Мунаварра, София Хави Зидан, Ольга Блохин? О Аллах!

GPS-координатор в тактических часах уверял, что она наконец достигла локации между внутренней дельтой и озером Дире. Где-то здесь должен притулиться и одноименный городок. Все населенные пункты на реке Нигер похожи друг на друга, как куски глины: нагромождение одноэтажных домов с толстыми стенами, слепленными из обожженных глиняных кирпичей, с крохотными окошками, а вокруг потрескавшиеся на солнце ограды. И население – сто, плюс-минус, человек. На берегу всегда мечеть, рядом больница. Оба здания ремонтируют всей городской общиной один раз в год в течение трех-четырех недель, и это главное событие в округе.

Полная луна, тускло освещавшая дорогу, пропала. Стало темно, словно она очутилась в гостях у братьев Номмо в одной из самых глубоких пещер горного плато Бандиагара. Она остановила джип, заглушила двигатель и прислушалась. Было тихо, но вот неподалеку недовольно замычала корова, а рядом с машиной вдруг засмеялись дети. Они принялись болтать между собой на языке фульфульде. Бенфика знала пару десятков слов на фульфульде, но дети щебетали так быстро, что она ничего не смогла разобрать. Заговорить на французском не решилась, могут ведь и камнем бросить. Для местных племен любые иностранцы – обязательно французы. Пару месяцев назад на унылых оградах и стенах домов вдоль Нигера стали появляться яркие рисунки: рука неизвестного распыляет жидкость из баллона на большого усатого таракана. Баллон с ядом изображался красно-желто-зеленым, как флаг Республики Мали, а вредное насекомое – сине-бело-красным, цвета французской символики. Точно так же ее учитель Гленн, не раз бывавший в Ираке по делам, жаловался, что совершать пешие прогулки по улицам Багдада иностранцу с европейской внешностью очень опасно, поскольку дети могут запросто воткнуть нож в бедро, а взрослые – выстрелить из пистолета. Каждый иностранец для простого иракца – это американец, следовательно – враг… Наконец она вспомнила приветствие на фульфульде и сконструировала самый простой вопрос.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, где живет тетушка Маммас? – она задала вопрос в темноту самым доброжелательным тоном, но на всякий случай выставила перед собой блок из сведенных рук и сжатых кулаков, защитив лицо и грудь.

Дети засмеялись. Они видели в темноте гораздо лучше ее.

– Я фульбе, – произнес тоненький мальчишеский голос, пытавшийся говорить строго, но получилось как шелест ветерка. – А ты кто?

– Я друг, – ответила она на фульфульде и показала правую ладонь.

– Маки, – представился невидимый мальчик.

Теперь требовалось назвать свое имя, и Бенфика задумалась. Тут из Нигера вынырнула луна, подсветила большой джип и чернокожего мальчика Маки, стоявшего на подножке машины. Он рассматривал ее лицо почти вплотную. Ему было лет девять, может, десять. От Маки пахло табаком и теленком.

– Блохин, – сказала девушка. – Ольга Блохин.

Мальчик улыбнулся и мягко потеребил левой рукой свитер на ее плече. Значит, с именем она угадала. Ее-то они и поджидали.

– Ольга, пошли за мной. – Маки спрыгнул с подножки. Тренькнуло металлическое крепление ремня, в правой руке мальчика блеснул ствол калашникова.

Они пошли по пустынной улочке без единого огонька в домах и дважды огибали остовы автомобилей. Кажется, машины были сожжены. Внедорожник она оставила открытым, взяла только спутниковый телефон. Моральный кодекс pulaaku[23] не должен позволить людям племени фульбе украсть ее автоматы, гранатометы и остатки влажных салфеток. Про кодекс осенью ей долго рассказывал один забавный отельер в маленьком кафе в Тимбукту. Он пил пиво, а она – заварной кофе по-турецки. «Сдержанность – это основа морального кодекса pulaaku моего народа фульбе, – важно говорил он, открывая пятую или шестую бутылку. – Другие элементы кодекса – сохранение домашнего хозяйства, набожность, интеллект и уважение».

Мальчик шагал чуть впереди, иногда оглядываясь на нее. Он был почти голый и босиком. Из одежды на нем были только желтые спортивные трусы. На его плече висели кроссовки с тремя полосками, связанные шнурками. В какой-то момент на голове Маки появилась большая металлическая каска солдата малийской армии. Каска съезжала мальчику на глаза, и он поправлял ее левой рукой. Калашников по-прежнему держал в правой. Другие дети пропали, точнее, так и не показались, зато рядом появилась собака неизвестной породы. Она спокойно бежала рядом с Маки, чуть наклонив голову. Псина была молчаливая и грустная. Собаки для мусульман – грязные животные, и Бенфика хотела спросить, откуда в Дире взялась собака, но таких познаний на фульфульде у нее не было. Они остановились у реки, и мальчик, поправляя металлическую каску, ткнул стволом автоматом в узкую тропинку, ведущую мимо темного силуэта высокой мечети.

– Там больница, а здесь смотрите внимательно под ноги, – неожиданно сказал Маки на правильном французском, – и не запнитесь, пожалуйста, о крокодилов и не наступите на змей.

– Хорошо, Маки, спасибо! – Настроение улучшилось, с французским у нее был полный порядок. – Откуда здесь собака?

– Какая собака?

Она огляделась. Никакой собаки не было. На тропинке у черной воды мальчик заметно прибавил шаг, видимо сам опасаясь наступить на змей и споткнуться о крокодилов. Поблизости фальшиво-доброжелательно затарахтел дизель-генератор, не подаривший ночной мгле ни одного огонька. Как выглядит тетушка Маммас? Определенно внешне она должна быть отвратительна, примерно как королева морских пиратов Грануаль, которую еще называют ведьмой из Рокфлита, – высокая, толстая, как бочка рома, бритая наголо… Старая кочерыжка, придумавшая план похищения натовского адмирала и заставившая поверить в успех безнадежной операции и полукриминальных ансаров – защитников веры, и пастухов, выбившихся в партизанские командиры, и неглупого ветерана повстанческого движения дядюшку Ориона, гордившегося тюремной дружбой с африканским президентом, осужденным за геноцид… Они зашли внутрь длинного здания, и мальчик пнул босой ногой невидимую дверь.

Бенфика зажмурилась от электрического света, заливавшего большую комнату без окон. В центре под мощными круглыми светильниками, прикрученными к низкому потолку, стояла светлокожая женщина с красивым лицом. Стройная, высокая, в хирургическом халате синего цвета, сильно запачканном. Перед ней на операционном столе лежал чернокожий мужчина в зеленой военной куртке, но без штанов. Его глаза были закрыты, он всхлипывал и складывал толстые розовые губы уточкой. Женщина внимательно осматривала раны на его ягодицах. Больше в операционной никого не было. Вооруженный мальчик исчез. На линолеумном светло-сером полу темнели пятна, дорожкой они вели к столу и заканчивалась лужей крови. Тут же валялись окровавленные штаны.