– Заходи, Ольга, – сказала хирург на прекрасном французском. – Я ждала тебя.

– Где я могу поспать? – спросила Бенфика. – И помыться?

Услышав разговор, раненый открыл глаза, увидел девушку и, показывая сильный характер фульбе, рассмеялся.

– Поможешь? – спросила тетушка Маммас. – Тут много осколков. Мне надо провести ревизию ран.

– Нет, вы сами справитесь.

Отказывать в просьбе подобного рода никуда не годится, но ведь она не напрашивалась в Дире. Тетушка Маммас и ее террористы вынудили Бенфику сюда приехать. Кроме того, повстанец без штанов, с гримасой боли на круглом лице, еще и вымученно пытающийся хихикать, был ей сейчас отвратителен.

– Такие ранения очень опасны. – У женщины оказался приятный и сильный голос. – Я, конечно, могу на кураже все сделать в одиночку… У меня даже ранорасширитель имеется, но тут посечено много мышц. Может, задет сосудисто-нервный пучок…

– Когда приедет Хомахи? – Бенфика отмела все существующие церемониальные правила. – Он мне кое-что должен. И где я могу поспать?

Женщина подняла вверх руки в хирургических перчатках и посмотрела на Бенфику.

– За той дверью в конце коридора есть комната, там чистая постель, – произнесла без осуждения и даже изобразила улыбку на красивом лице. – За комнатой в пристройке найдешь уборную и помывочную.

Бенфика направилась к двери, взялась за ручку. И вопрос выскочил сам собой, словно некоторые вопросы жили и действовали внутри уставшей девушки помимо ее воли:

– Где ваш ассистент?

– Я оперирую одна. И это шестой раненый подряд.

– Что надо делать? – Бенфика подошла к умывальнику, принялась тщательно намыливать свои ужасные сухие руки.

– Будешь держать крючки… Там слева от тебя есть локтевой дозатор с антисептиком… Да, надень маску… Я уже обезболила лидокаином. Сейчас начну ревизию ран. Главное – удалить осколки, всю грязь убрать, отсечь нежизнеспособные, размозженные ткани, потом все хорошо промоем, обработаем…

Красавица рассматривала раны через гинекологическое зеркало, а Бенфика держала хирургические крючки для отведения сосудов и рассматривала тетушку Маммас. Как она могла ошибиться с типажом заговорщицы из Дире?! Это вовсе не лысая ведьма из Рокфлита, а прекрасная интриганка, настоящий манипулятор – «леди Винтер». Правда, тут возникала закавыка. Разве миледи взялась бы зашивать ягодицы Портоса? Впрочем, герои меняются, и не только положительные. Откуда она? Кто по национальности? С такой-то светлой кожей… Возможно, берберка, уроженка северной Африки. Из Ливии или Марокко… Берберская миледи. Но почему живет в Дире среди фульбе? О хирурге с подобными внешними данными пастухи и кочевники уже давно бы растрепали в радиусе пятисот километров. Вот потому и живет здесь, поскольку фульбе умеют держать язык за зубами. Как говорил Баба Файер в отеле у пожарной части: «Сдержанность – основа морального кодекса pulaaku моего народа фульбе». Как быстро и уверенно она ищет, где кровит, находит кровоточащие сосуды, прижимает их, перевязывает. Заявила, что на кураже может справиться одна. Опытный хирург, несомненно. Судя по произношению, долго жила во Франции, а может, и сейчас живет, а в африканскую глушь выбирается время от времени, собирает какой-то научный материал. Как она могла стать партнером Омара Хомахи по террористической операции?

– Мы почти закончили, – сказала тетушка Маммас, – возьми тот зажим Кохера, да, правильно угадала… Зажми здесь… Да, подержи. Мне надо измерить давление, взять анализ крови и мочи.

Бенфика не успела удивиться. Женщина отошла от операционного стола, сняла перчатки, помыла руки, измерила себе давление на автоматическом аппарате. И заговорила, обращаясь не к ней, а куда-то в пустоту:

– Ну что же… это моя шестая операция подряд, и мне, увы, пришлось обратиться за помощью к непрофессиональному ассистенту… Время – час ноль восемь после полуночи. Зафиксировала повышение температуры тела до 37,5 градусов. Давление 140 на 65.

Можно было подумать, тетушка Маммас сошла с ума, но Бенфика сообразила, что где-то в помещении работает диктофон, включающийся на звук голоса.

– Появились боль в горле, першение. – Тетушка Маммас взяла со стола контейнер для биопроб и, совершенно не стесняясь, быстро присела на корточки, наполнила колбу мочой, затем уверенно взяла у себя кровь из вены. – Фиксирую симптомы хронической усталости, мышечноскелетные боли. Есть болезненные ощущения в шейных, затылочных и подмышечных лимфатических узлах…

Хирург ткнула локтем в дозатор, помыла руки и вернулась к операционному столу.

– Что тут у нас? Так, я не могу четко сфокусировать зрение на инструментах, они расплываются. Пора заканчивать. Сейчас наложим провизорные швы, завтра на свежую голову еще раз все обработаю…

– Где вы учились? – спросила Бенфика.

– École normale supérieure de Lyon[24], – ответила тетушка Маммас, соединяя края разреза на ягодицах с помощью шовного материала. Держалась она превосходно; и не было заметно вовсе, что у нее «мышечноскелетные боли». – Пишу интересную работу для очень крупной фармацевтической компании. Они заказали мне разработку особых поливитаминов для людей в экстремальных условиях.

– В Дире есть люди, которые могли бы помочь в этой операции?

– Конечно, но мне надо было обязательно одной…

– А зачем меня попросили?

– Ну, ты появилась, когда я почувствовала себя… В общем, кураж прошел.

Да, это была миледи, способная ради назначенной цели шагать даже по трупам. Бенфике захотелось спросить у нее прямо, без обиняков: зачем маститому ученому похищение натовского военачальника? Однако повстанец на операционном столе был в сознании: складывал губы уточкой, часто моргал мокрыми глазами. И Бенфика махнула рукой, точнее – пошла мыться. На все воля Аллаха!

Два блестящих ведра, наполненные водой, стоящие в центре полутемного помещения, кусок нового мыла в яркой упаковке и недавно вскрытый шампунь – вся эта роскошь предназначалась для нее, алжирской журналистки Ольги Блохин. Да, она сейчас помоется и тут же заговорит по-русски… Как же… «Прибегаю к защите Аллаха от козней шайтана. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Веди нас прямым путем, путем тех, кого ты облагодетельствовал, а не тех, на кого пал гнев, и не заблудших…»

Все помывочные в домах – от алжирского Тиндуфа до малийского Гао – одинаковы. Это небольшая пристройка, врытая глубже в землю, чем само здание, освещаемая внутри скромной лампочкой в сорок ватт. В дальнем углу на неровно залитом бетонном полу дырка размером в три-четыре мужских кулака – нужник. Тут же обязательно светлый пластиковый кувшин для подмывания и мыло в мыльнице. Рядом на полу длинный резиновый шланг двойного назначения – для смыва испражнений и душа. В другом углу стиральная машина, закутанная полиэтиленом, купленная пять или десять лет назад, но так и не подключенная. А куда ее подключать-то? Пара старых неподъемных металлических стульев, один легкий пластиковый с надломленной ножкой, гладильная доска с утюгом, тазы и ведра (много), велосипед у другой стены. Иногда в помывочной живет коза с козлятами.