Я глянула в услужливо поданное зеркальце. Красные щекипламенели пожаром, лоб и подбородок выглядели так, словно их обладательница,лишившись разума, провела весь день на палящем солнце. Нос поражал синеватойбелизной, а на глаза словно надели очки. От бровей до скул простирались круглыебледные пятна.

Тяжело вздыхая, я поплелась в зал, где была встреченавспышками фотоаппаратов и восхищенными возгласами:

– Фантастика! Просто невероятно! Сногсшибательный эффект!Удивительная перемена!

Глядя на людей, говоривших комплименты с самым честнымвидом, я испугалась. Что же было раньше с моей физиономией, если теперь, по ихмнению, я восхитительно выгляжу?

Слава богу, Костик затеял какую-то очередную дурацкую игру,и народ бросился в другой конец харчевни. Я проскользнула в туалет и умылась.Может, от холодной воды щеки приобретут нормальный цвет. Но воспаленная красотане проходила. Я выползла в холл и увидела Сергея. Кирпичетерапевт, не замечаяменя, вытащил из кармана какую-то упаковку, выщелкнул из нее таблетку и,поморщившись, проглотил. Потом швырнул пустую пачку в угол и ушел. Я подошла иглянула на розово-серую фольгу. «Седалгиннео». Очевидно, у Сергея от шума идухоты заболела голова. Мне стало смешно. Однако он не захотел жевать толченыекирпичи, а предпочел «травить» свой организм «химией».

К счастью, Нюся, заявив, что до конца мероприятия остаютсятолько халявщики, велела мне уходить. Мы влезли в «Мерседес», и большая машина,интеллигентно шурша шинами, заскользила, словно сытая пантера, по шоссе.

– Хорошо тебе, – с плохо скрытой завистью сказала Нюся, –небось с такой фигурой никакой жары не ощущаешь.

– Да нет, тоже душно, – возразила я.

– Везет! – продолжала Нюся. – А я никак похудеть не могу,ничего не ем, а пухну.

– Так не бывает! Ну-ка, вспомни вчерашний день, – предложилая.

– Э.., утром кофе с круассанами, потом в двенадцать двабутерброда с сыром, кусок торта и чай, затем в три была на тусовке, тамподавали только низкокалорийное: морепродукты, рис, серые хлебцы, в семь выпилакапуччино со взбитыми сливками и позволила себе один эклерчик. В девятьотправилась на день рождения, жуткий стол, съедобный был один жюльен, домойпринеслась голодная, но, помня о диете, съела только три бутерброда с ветчиной.

– И ты считаешь, что весь день не проглотила ни крошки?!!

– Ну да, – на полном серьезе заявила Нюся, – горячего-то небыло – свинины, картошки, каши – так, перекус!

– Лучше бы ты тарелку геркулеса съела, – вздохнула я, – имейв виду, серые хлебцы калорийней батона…

Нюся выслушала мою пламенную речь и подвела итог:

– Все правильно говоришь, но для поддержания имиджа я должнабывать на тусовках и жрать там. Эх, мне бы на недельку в глухую деревню, безсупермаркета и добрых соседей, у которых корова, живо бы в форму пришла.

Внезапно мне в голову пришла идея:

– Ты и впрямь желаешь избавиться от бубликов и сала?

– Самая заветная мечта! – с жаром воскликнула Нюся – Тогда спятницы ничего не планируй на предстоящую неделю.

– Почему? – удивилась новая подруга.

– Будет тебе деревня без соседей, – радостно пообещала я.

* * *

К Ксюше Боярской я проникла под видом хорошей знакомой ФаиныСеменовны. Девушка провела меня в уютно обставленную комнату и спросила:

– Простите, не слишком хорошо поняла по телефону, зачем явам понадобилась?

Я выложила на стол «Гнездо бегемота».

– Видите ли, пишу криминальные романы, а жизнь поройподбрасывает такие сюжеты, которые не выдумать и самому воспаленномувоображению. Фаина Семеновна поведала мне в свое время о трагедии, котораяслучилась у нее в семье. Я пишу теперь новую книгу, взяв за основу события,произошедшие с Игорем. Фаина Семеновна считает, что ее сына убила вашадвоюродная сестра Люба Боярская. Как вам кажется, такое возможно?

Ксюша покачала головой.

– Люба, конечно, отвратительно поступила в отношении меня,но смерть Игоря не на ее совести. Думаю, Фаина Семеновна рассказала о нашихотношениях с ее сыном.

– В общих чертах… Вроде вы дружили?

– Мы жили несколько лет вместе, – спокойно пояснила Ксюша, –все вокруг считали меня женой Игоря, все, кроме Фаины Семеновны. Она каждуюсекунду подчеркивала, что главная женщина в жизни Игоря – мать, а я – так,дворняжка. Грызла меня, грызла… И вот ведь странно, стоило только Игорюжениться на Любе, как Фаина Семеновна переменилась! Вы не поверите! Чуть ли нев лучшие подруги набиваться стала. Только я ученой была и ни на какие сладкиеречи не повелась!

Ксюша сердито поджала губы.

– Ваша несостоявшаяся свекровь утверждает, что Любаспециально толкнула Игоря под руку, а когда тот напоролся на шампур, притащилакакое-то дрянное лекарство, а не качественный антисептик! – подлила я масла вогонь.

– Любка, конечно, дрянь, – отрезала Ксюша, – хоть о покойныхплохо и не говорят, но куда деться от правды? Я ведь как чувствовала, чтонельзя знакомить ее с Игорем, а все папа! Ой, противно вспоминать!

Но, вопреки своей последней фразе, она не замолчала, апринялась подробно излагать события.

Валерий и Кирилл Боярские родились с разницей в полчаса, ноВалера всю жизнь считал себя старшим и опекал Кирюшу. В детстве он защищал егоот уличных хулиганов и решал за братца задачки, в зрелом возрасте активновмешивался в его семейную жизнь. Братья расстались только на время ВеликойОтечественной войны. Они оба получили в сорок четвертом году дипломызаурядврачей, но, как ни просили, были отправлены в разные госпитали. В сорокпятом Кирилл нашел при освобождении лагеря Горнгольц свою судьбу, о чем мигомсообщил Валерию. Перепуганный старший брат сразу примчался к младшенькому ипопытался вразумить его.

– С ума сошел! Она же иностранка! Тебя посадят! Однакомягкотелый, во всем подчинявшийся авторитетному брату Кирилл неожиданно проявилтвердость:

– Значит, посадят!

– Дурак! – вскипел Валерий.

– Я люблю ее, – пояснил Кирилл.