Джо знала, что у Шелли бывают ужасные менструальные боли, от которых она спасалась, прикладывая бутылку с горячей водой, пила таблетки, прописанные домашним доктором, и отлеживалась в постели, пока не пройдут спазмы. Еще у Шелли случались мигрени, и она часами лежала в темной комнате с мокрым полотенцем на глазах.

Джо любила играть в университетской команде по баскетболу и волейболу, могла часами бродить по кампусу без всякой цели. Шелли терпеть не могла ходить пешком даже по парковке, и единственные упражнения, которые она признавала, – подняться с пакетами, полными новой одежды, вверх по лестнице. Шелли звонила родителям каждую субботу по утрам и потом целый день пребывала в ужасном раздрае, металась по комнате и сквозь зубы бормотала ругательства. «Почему ты меня любишь? – спросила она у Джо после того, как всю субботу дулась и нервно курила, переживая из-за разговора с матерью. – Я тебя не стою». Джо обнимала ее и говорила, что она удивительная, забавная и невероятно сексуальная и что хочет провести с ней всю жизнь. Она расчесывала подруге слипшиеся от лака волосы, массировала плечи и шею. И наконец – наконец-то! – после многих недель обсуждений, изучения карт и путеводителей Шелли согласилась на путешествие.

В спальне Шелли свернулась калачиком, не открывая глаз.

– Еще десять минут! – пробормотала она.

Джо сдернула с нее одеяло.

– Вставай, лентяйка!

Три дня назад она попрощалась с сестрой перед тем, как та села в Vanagon Марджори Бронфман и уехала на фолк-фестиваль в Ньюпорт. В школе Бетти одевалась в клетчатые юбочки, носки с кружавчиками, кардиганы с джемперами из одинаковой шерсти и выглядела как все прочие миленькие, популярные девочки. В Мичигане она отрастила волосы ниже плеч, приоделась в длинное платье и кожаные сандалии, нацепила серьги из бисера и снова прекрасно вписалась в окружение, вплоть до остекленевшего взгляда и мундштука-защепки для сигарет с марихуаной.

Иногда Джо думала, что Бетти нравится изображать бунтарку, хотя по своей сути сестра была истинным гением конформизма и умудрялась сделать из себя самый лучший, самый стильный образчик любой версии женственности, которая в моде в текущий момент. И это, наряду с покладистым характером, позволяло надеяться, что жизнь у Бетти сложится легко. Джо испытывала одновременно и восхищение, и зависть, целуя сестру в щеку и обнимая на прощание, вдыхая исходящий от нее аромат благовоний с пачулями и марихуаны.

– Ладно, – проворчала Шелли и выбралась из кровати.

Джо расправила сбившееся белье, набросила покрывало и взбила подушки. Они покидали свою солнечную пещерку среди зеленой листвы, собираясь провести весь день дома у Шелли. Ее родители и братья уехали на север, в семейный загородный дом в Шарлевуа, слуг отпустили на обе недели отсутствия хозяев, и дом в Блумфилд-Хиллз оказался в полном распоряжении Шелли с Джо. Они решили позагорать на солнышке у бассейна (голые, надеялась Джо, чувствуя приятный озноб при мысли о том, как обнаженная Шелли выйдет из воды с мокрыми волосами) и собрать вещи для путешествия (Джо знала наверняка: Шелли захочет взять все, что у нее есть).

Джо побывала дома у Шелли на прошлом празднике Песах. Перед встречей с ее родителями она немного нервничала, боясь совершить какое-нибудь вопиющее нарушение этикета за столом, надеть не ту одежду, случайно ляпнуть про алкоголизм матери Шелли и про их с подругой отношения. Ситуацию не улучшило и то, что по мере приближения дня визита Шелли становилась все более капризной, ударяясь то в гнев, то в чрезмерную заботу. «Увидев, где я выросла, ты не станешь меня ненавидеть?» – спросила она, свернув на нужную улицу.

Интересно, чего же Шелли стыдится? Что хочет утаить? В колледже все были равны – носили одинаковые толстовки, покупали книги в университетском книжном, посещали одни и те же занятия, читали одни и те же учебники, ели одни и те же бургеры в Union, но иногда Джо приходилось признать, что их с Шелли воспитание и досуг несколько разнятся. К примеру, на шестнадцатилетие Шелли родители закатили вечеринку на триста гостей («Двести восемьдесят пять – их близкие друзья, пятнадцать – мои», – шутила Шелли) и повезли ее в Европу вместо озера Эри. Шелли буквально выросла в седле, Джо хорошо если издалека видела лошадь. Братья Шелли учились в школах-интернатах на Восточном побережье, где занимались греблей и играли в лакросс. Мать Шелли отправлялась за покупками в Париж или Нью-Йорк, а мать Джо – в универмаг Kresge’s или к мяснику.

Джо пообещала себе, что не станет глазеть на дом Шелли и не совершит ошибку, назвав его особняком («Просто дом», – резко поправила Шелли, стоило Джо оговориться), но, когда они свернули на гравийную дорожку, ничего не смогла с собой поделать. Дом в полумиле от дороги среди тщательно ухоженной рощи напоминал солидное учреждение. То ли музей, то ли общежитие в старинном английском колледже: крупное деревянно-кирпичное строение с черепичной крышей и мощеной дорожкой, ведущей к огромной парадной двери – дубовой плите с гигантским железным кольцом по центру вместо ручки.

Джо изумленно уставилась на серые, коричневые и кремовые плитки на крыше, на массивное дверное кольцо.

– А мой дом больше твоего, – протянула она, как ребенок, радуясь, что голос звучит ровно.

Дверь распахнулась, и братья Шелли, Том и Пит, бросились вниз по лестнице, запрыгали вокруг девушек, как щенки, споря, кому нести сумки Джо. Перебивая друг друга, они принялись рассказывать старшей сестре о своих успехах в лакроссе и о новой черепашке, которую Питу подарили на день рождения. Джо познакомилась с матерью Шелли, хрупкой блондинкой в настоящем костюме от Шанель, как у Жаклин Онассис. Глория выглядела почти ровесницей дочери, однако при ближайшем рассмотрении становились видны морщины вокруг глаз. Пожав ее руку, Джо заметила, что она дрожит, и макияж нанесен слегка неровно – помада выходит за контур губ, один глаз накрашен гуще, чем другой. Со слов Шелли, Джо знала, что Глория Финкельбайн лечилась в дюжине дорогих частных клиник, но нигде ей помочь не смогли. Уже в самом начале семейной жизни мать прятала бутылки с вином и водкой в своих ботинках, в карманах пальто, в лодочном сарае и в туалетных бачках, а дети отыскивали их и выливали, словно играли в популярную игру «Поход старьевщика».

– В прошлой клинике она вбила себе в голову, что если не пьет днем, то с ней все в порядке, – тихо сказала Шелли, поднимаясь на второй этаж по лестнице. – Теперь сидит, ждет и смотрит на часы. Готова поспорить, что иногда она тайком подливает себе выпивку в чай.

– Мне очень жаль.

Джо понимала, насколько неуместны ее слова. В колледже Шелли редко рассказывала о своей семье. Благодаря этому визиту Джо восполнила некоторые пробелы и теперь задавалась вопросом, не приходилось ли Шелли с братьями возвращаться со школы или с тренировки по бейсболу и находить свою мать в отключке. Интересно, насколько вечно пьющая мать хуже, чем вечно злющая мать?

– Только не надо меня жалеть! – Шелли пожала плечами. – Я давно привыкла. Здесь есть кому обо всем позаботиться. На самом деле у Глории одна обязанность – красиво выглядеть. Я убедила папу отправить Тома с Питом в интернат, чтобы держать их подальше от всего этого.