Больше всего Мелльберга бесило то, что ему пришлось выпустить Андерса Нильссона из камеры. Он чувствовал и был убежден до мозга костей, что Алекс Вийкнер убил именно Андерс и что если бы ему, Мелльбергу, удалось с глазу на глаз побеседовать с Андерсом, то он бы обязательно выжал из него правду. А вместо этого он вынужден был отпустить Андерса на свободу из-за того, что какой-то гребаный свидетель видел, как Андерс пришел домой как раз перед самым началом «Разделенных миров» по телику. А это значило, что Андерс в семь часов находился дома в своей квартире, а Александра разговаривала с Биргит в четверть седьмого.

И потом еще этот, молодой да ранний, — Патрик Хедстрём. Вбил себе в голову всякую хреновину насчет того, что Андерс Нильссон ни при чем и что, дескать, ее убил какой-то таинственный неизвестный. Нет, чушь собачья. За годы работы в полиции Мелльберг пришел к выводу, что, как правило, все очень просто — никаких там скрытых мотивов, сложных комбинаций и тайных сговоров. Только подонки, которые портят жизнь уважаемым гражданам. Найди подонка — и ты найдешь преступника. Это был Мелльбергов modus operandi.[18]

Он набрал номер мобильного телефона Патрика Хедстрёма.

— Где тебя, твою мать, носит? — осведомился Мелльберг, пренебрегая вежливостью. — Что ты там сидишь, в пупке ковыряешь? А мы тут, в участке, между прочим, работаем сверхурочно. Я не уверен, что ты знаком с таким явлением, как сверхурочная работа, а если нет, может, оно тебе и ни к чему, и я легко могу тебя избавить от этих проблем раз и навсегда. По крайней мере, здесь, в нашем участке.

Мелльбергу сильно полегчало, когда он якобы осадил Патрика и поставил его на место. «Их всех надо держать на коротком поводке, а то чересчур петушатся и слишком громко кукарекают».

— Я хочу, чтобы ты съездил и поговорил со свидетельницей, которая видела, как Андерс пришел домой в семь часов. Ты надави на нее посильнее — глядишь, может, что-нибудь и выжмешь. Да, вот так вот. Лети мухой, прямо сейчас.

Он грохнул трубкой и с удовольствием подумал о том, как удачно сложилась его жизнь, о том, что он ставит раком других и они разгребают за него дерьмо. Жизнь показалась Мелльбергу много светлее. Он откинулся на стуле, открыл верхний ящик и вытащил пакет шоколадных булочек. Короткими, сарделькообразными пальцами он вынул булочку и целиком запихал в рот. Когда он дожевывал первую, вторая была уже наготове. Если человек надрывается на работе, как Мелльберг, то он заслуживает награды.

* * *

Патрик уже повернул к Танумсхеде возле Греббестад, когда ему позвонил Мелльберг. Он доехал до развилки около фьельбакского гольф-клуба и развернулся. Патрик тяжело вздохнул. Близился вечер, а у него еще оставалась куча дел в участке. Наверное, ему не стоило так долго оставаться во Фьельбаке, но он не мог не воспользоваться возможностью повидаться с Эрикой — это было сильнее его. Его тянуло к ней как магнитом, и Патрику пришлось приложить массу усилий, чтобы оторваться от Эрики. Патрик еще раз глубоко вздохнул. А закончится все, судя по всему, вполне определенным образом. Он не так давно оправился от потери Карин, а сейчас на всех парах несется к новому разочарованию. Да, прямо мазохист какой-то. Ему понадобился где-то год, чтобы прийти в себя после развода, и много ночей он сидел перед телевизором, тупо уставившись в экран, где крутили полицейские сериалы вроде «Крутого Уокера» или «Миссия невыполнима». Смотреть ТВ-шоп было и то лучше, чем лежать одному в большой кровати, ворочаться с боку на бок и представлять себе Карин в постели с другим мужчиной, как в какой-нибудь поганой мыльной опере. Но притягательность, которая была в Карин в самом начале их отношений, не шла ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал к Эрике. Простая логика ясно подсказывала ему, что, соответственно, и боль, и разочарование тоже не пойдут ни в какое сравнение с прежними.

Как обычно, Патрик ехал слишком быстро. Вот уже последние крутые повороты перед Фьельбакой. Все это дело здорово действовало ему на нервы. Патрик срывал раздражение на машине и несся вовсю, подъезжая к последнему повороту перед холмом, возле которого в свое время стояла старая силосная башня. Потом ее снесли и понастроили домов и прибрежных вилл, стилизованных под старину. Их стоимость колебалась где-то в районе двух миллионов за дом, и Патрик не переставал удивляться: сколько же у людей денег, раз они могут позволить себе купить летний дом за такую цену.

Внезапно перед ним оказался мотоциклист. Патрик здорово струхнул, если не запаниковал, сердце упало, но он успел притормозить. Еще бы чуть-чуть — и все. Патрик посмотрел в зеркало заднего вида и с облегчением увидел, что мотоциклист крепко сидит в седле и с ним ничего не случилось. Он поехал дальше мимо площадки для мини-гольфа к перекрестку возле бензозаправки. Там свернул налево к многоквартирному дому. Патрик в очередной раз отметил про себя, что дом не просто некрасивый, а омерзительный. Типичная бело-коричневая постройка шестидесятых годов, которую плюхнули, как здоровенную квадратную колоду, возле южного въезда во Фьельбаку. Патрик много раз задавался вопросом, как архитектор дошел до жизни такой, в чем же была его задумка. Похоже, он поставил перед собой цель построить дом уродливый настолько, насколько возможно, в порядке эксперимента, а может, архитектору вообще на все было наплевать. Ну да, вполне очевидный результат общегосударственной программы шестидесятых годов «Жилье для всех», жалко только, что они не додумались до девиза «Красивое жилье для всех».

Он остановился на парковке перед домом и пошел к первому подъезду.

Квартира номер пять. Лестничная площадка Андерса, и здесь же живет свидетель Ени Росен. Вот ее дверь. Они оба жили здесь, на третьем этаже. Патрик запыхался, поднимаясь наверх, и в очередной раз подумал, что последнее время он слишком мало двигается и злоупотребляет едой всухомятку. Не то чтобы он был каким-то великим атлетом, но так паршиво, как сейчас, он себя раньше никогда не чувствовал.

Патрик остановился на секунду перед дверью Андерса и прислушался: ни единого звука. Либо его нет дома, либо он уже насосался и лежит в отключке. Дверь Андерса находилась слева от лестницы, дверь Ени — справа, прямо напротив квартиры Андерса. Она поменяла стандартную табличку на двери на собственную, из дерева, со старательно выписанными именами «Ени и Макс Росен» в рамочке, украшенной розочками. Следовательно, она замужем.

Ени позвонила в полицейский участок сегодня рано утром и рассказала о том, что видела. Патрик надеялся, что она все еще дома. Когда вчера, после задержания Андерса, они звонили ей в дверь, никого не было дома, но Патрик оставил визитную карточку с просьбой позвонить в полицейский участок. Поэтому о времени возвращения Андерса домой в пятницу вечером они узнали только сегодня.

Звонок еще не успел отзвенеть, как тут же, вторя ему, в квартире раздался истошный детский крик. За дверью послышались шаги, кто-то вышел в прихожую, и Патрик скорее почувствовал, чем увидел, что его рассматривают в глазок. Потом загремела цепочка, и дверь открылась.