Патрик был немного разочарован, но принял возражения Эрики. Они оставили ванную и опять пошли в гостиную.

— После того как убийца положил Алекс в ванну, остальное не представляло сложностей. Плевое дело — включить воду и пару раз полоснуть бритвой по рукам. Лезвия он достал из шкафчика в ванной, там их целый пакет. Затем… Затем он принялся убирать за собой следы: разбираться с бокалами и стирать везде свои отпечатки пальцев. А в это время Александра истекала кровью и умирала в ванне. Да, очень и очень хладнокровно.

— А отопление — оно же не работало, когда она приехала во Фьельбаку.

— Да, выходит так. В этом нам повезло: было бы много труднее исследовать тело, если бы оно пролежало неделю при комнатной температуре. К примеру, в этом случае отпечаток пальца Андерса мы бы просто не смогли идентифицировать.

Эрика содрогнулась. Мысль о том, как отпечаток мог появиться на мертвом теле, показалась ей чересчур жуткой. Они вместе осмотрели остальную часть дома. В прошлый раз таинственный визитер неожиданно прервал Эрику, поэтому сейчас она неторопливо и более тщательно осмотрела спальню Александры и Хенрика. Ничего особенного она не нашла, но у нее вновь появилось отчетливое ощущение, будто что-то пропало, чего-то не хватает, и ее до смерти раздражало, что она не может вспомнить, что именно. Она рассказала об этом Патрику, и он расстроился не меньше самой Эрики. К своему удовольствию и удовлетворению, Эрика увидела на лице Патрика неприкрытое беспокойство за нее, когда она рассказала ему о неизвестном — по-видимому, злоумышленнике и о том, как она пряталась в гардеробе.

Патрик глубоко вздохнул, присел на край здоровенной кровати с балдахином и попробовал помочь Эрике выудить из памяти выпавший фрагмент.

— Так, это могло быть что-то маленькое или большое?

— Не знаю, Патрик. Но скорее всего, маленькое, иначе я бы быстро заметила. Как по-твоему? Мне почему-то кажется, что, если бы отсюда пропала кровать, я бы на это все-таки обратила внимание.

Эрика улыбнулась и присела рядом с ним.

— Так, значит, здесь, в комнате. Но примерно где в комнате: возле двери, рядом с кроватью, на комоде?

Патрик вертел в руках маленький кожаный ярлычок, который нашел на ночном столике Александры. Он был похож на слегка потрепанную эмблему какого-то клуба с выжженной неровным, словно детским, почерком надписью «Д.Т.М. 1976». На обратной стороне виднелось несколько темных капель, очень похожих на старую, давно высохшую кровь. Патрик подумал: откуда это здесь взялось?

— Да не знаю я, Патрик, где и что это было. Если б знала, то не ломала бы сейчас голову и не чесала в затылке.

Она украдкой посмотрела на его профиль и отметила про себя, какие у него чудесные длинные ресницы. И щетина на лице совершенно замечательная, как раз такая, чтобы можно было кожей почувствовать ее шершавость, но не настолько длинная, чтобы неприятно колоться. И Эрика тут же подумала: а как бы ей это понравилось?

— Что такое, у меня что-нибудь на лице? — И Патрик начал энергично вытирать рот.

Эрика быстро отвела глаза, чтобы Патрик не заметил, как она его разглядывает.

— Да ничего, ерунда. Всего лишь крошка шоколада, ты ее уже снял.

Они посидели молча.

— Ну да ладно. Что скажешь? Похоже, нам здесь больше нечего делать. Как по-твоему? — спросила Эрика.

— Да, похоже, нечего. Только, Эрика, ради бога, сразу же позвони мне, если вспомнишь, что отсюда пропало. Если это было важно настолько, чтобы прийти сюда и забрать, это должно быть безусловно важным и для расследования.

Они аккуратно заперли дверь за собой, и Эрика положила ключ на место, под дверной коврик.

— Тебя обратно отвезти?

— Да нет, Патрик, спасибо. Мне хочется пройтись.

— Хорошо, но тогда увидимся завтра вечером.

Патрик переминался на крыльце и чувствовал себя неуклюжим пятнадцатилетним пацаном.

— Да, я буду ждать тебя в восемь часов, и чтоб приехал голодный.

— Попробую, но не обещаю. По крайней мере, сейчас мне кажется, что я больше ни разу в жизни есть не захочу.

Патрик рассмеялся, похлопывая себя по животу и кивая в сторону дома Дагмар Петрен прямо через дорогу. Эрика улыбалась и махала рукой Патрику, когда он отъезжал от дома в своем «вольво». И, стоя сейчас здесь, во дворе, перед домом Александры, Эрика уже с нетерпением ожидала завтрашнего дня, чувствуя неуверенность, боязнь, да и, что уж говорить, откровенный страх. Она направилась к дому, но не успела сделать и несколько шагов, как вдруг остановилась и пошла обратно. Ее внезапно осенило. Надо убедиться, пока она не забыла. Эрика решительно двинулась обратно к дому Александры, достала из-под коврика ключ, стряхнула снег с ботинок и вошла внутрь. Что сделает женщина, которая сидит и ждет своего мужчину к романтическому ужину, а он все не идет и не идет? Да, черт возьми, ясное дело, она ему позвонит. И Эрика молилась про себя, чтобы у Александры был современный телефон, а не модная, но старая «кобра»[16]или пуще того — какой-нибудь бакелитовый[17]реликт сороковых годов. Эрике повезло: новенький «Доро» висел на стене в кухне. Дрожащей рукой она нажала на кнопку вызова последнего набранного номера и скрестила пальцы на удачу, надеясь, что телефоном после смерти Александры никто не пользовался.

Эрика держала трубку и слушала гудки. После седьмого сигнала она уже совсем было собралась положить трубку, но внезапно включилась переадресация, и сработал автоответчик мобильного телефона. Она прослушала сообщение и положила трубку еще до того, как пискнул сигнал записи. С бледным лицом Эрика смотрела на телефон. Она буквально слышала, как кусочки головоломки, щелкая, складываются у нее в голове. Внезапно до Эрики дошло: теперь она точно знала, что пропало из спальни.

* * *

Мелльберг кипел, его душила злоба. Он, словно фурия, носился по полицейскому участку. У всего персонала возникло одно общее желание — залезть под стол и сидеть там. Но все-таки они были взрослые люди, и поэтому им пришлось промучиться целый день, стоически перенося ругань и издевательства их сиятельства. Больше всех досталось Аннике, и хотя со времени воцарения Мелльберга она уже ко многому привыкла и приобрела толстую, ороговевшую кожу, тем не менее на этот раз у нее на глаза навернулись слезы. Где-то около четырех ей стало совсем невмоготу, и она сочла, что с нее более чем достаточно. Она ушла с работы, остановилась у «Консума», купила большое ведерко мороженого, пришла домой, села перед телевизором, включила «Гламур» и расплакалась. Слезы текли по ее щекам и капали в мороженое. Да, тот еще вышел денек.