Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она его женщина! Только его! И ему решать!
Марина сделала ставку на благоразумие Савы, а тот сделал ставку на чувства Кости. Угадал.
У Кости не было выбора, он его себе не дал.
Его женщина будет жить! Все! Точка!
Она может ненавидеть его после. Она вообще может ненавидеть его, жизнь, мир, чертову вселенную,– без разницы. Главное, что она просто сможет жить и чувствовать. А то, что все это будет, сомнений не было. Просто, ему нужно перетерпеть и не слететь с катушек от страха и пустоты все пару часов.
И не дать этого сделать Илье.
Огляделся вокруг.
Все те же стены. Мятные. С грязными разводами его кровавых отпечатков.
Вышел к родным, тихо прикрыл за собой дверь.
Обвел их взглядом. Может и неправильно, что он сбросил все объяснения на других. Артём сидел возле Саныча, ничего не говорил, просто сидел. Таня растерянно смотрела по сторонам, дрожала и жалась ближе к Диме, тот что-то шептал ей на ухо.
И от этого трогательного семейного счастья друзей, его такой темной злобой накрыло, так переклинило! От злости, разноцветные пятна перед глазами появились, дыхание сбилось, и он чуть было не начал орать, что они не имеют права радоваться и быть счастливыми, пока Марина там борется за свою жизнь, но вовремя прикусил язык.
Это не только Маринина семья, но и его.
И они любят Марину. Дорожат ею, не меньше его самого.
Хотел спросить, где Илья, но развернулся и пошел на улицу. А там дождь вдруг начал лить.
И он стоял под холодными злыми каплями дождя, дышал полной грудью, смотрел на хмурое серое небо.
Пытался задавить свой страх и свой гнев. Пытался думать оптимистично. Уговаривал себя, что их история только начинается. Что ему еще придется бороться с Мариной за ее любовь, за ее доверие, за ее верность. За нее, с ней же самой.
Он не будет просить прощения, но будет рядом. Не собирается отступать больше. Ни за что!
Только понял недавно, что всегда она была с ним. Светлым воспоминанием. Страстным наваждением. Тайным желанием. Но, так или иначе, Марина была в его мыслях. И давно стала его частью. Под кожей у него. В крови. У него крышу сносило, когда она рядом, еще больше сносило, когда Марина была далеко. Рука начинала тянуться к телефону, чтобы позвонить и услышать голос, написать смс и спросить, чем она занята. Приходилось себя одергивать, напоминать, что она не давала ему такого права, даже намеков на такое не было. Только с каждым днем потребность в ней росла, становилась невыносимой, и он сдавался: звонил и писал. Говорил какую-то ерунду, придумывал причины, чтобы вечером задержаться и побыть рядом чуточку дольше.
Когда успел настолько привязаться? Не понял. Не заметил, как поменялись полюса в жизни.
А что теперь будет?
Кто даст ему стопроцентную гарантию на благоприятный исход? Кто? Бог? А он есть? Сава? Сам Костя? Кто?!
Невыносимо было думать, гадать и не знать, что его ждет дальше? Не находились правильные слова ни для себя, ни для других. Есть ли они вообще, эти правильные слова, когда человек, которого ценишь и которым дорожишь, вдруг может прекратить жить?
Костя не спрашивал и не интересовался, кто и зачем. Хоть и были подозрения, но месть оставил на потом. Точнее, то, как он будет действовать дальше. Будет ли жить эта паскуда Разецкий, зависело напрямую от этих двух часов.
Неизвестность страшит, хуже самой смерти, хотя куда уж хуже?!
Только представил себе на секунду, что все… просто все.
Выйдет врач и скажет:
– Мы сделали все, что могли. Нам жаль. Примите соболезнования.
Таня хлопнется в обморок, Саныч схватится за сердце, Сава и Артем останутся стоять с каменными лицами, а у него сердце из груди вырвут, растопчут, порежут на куски. И внутри, из самых мерзких темных глубин сознания, вынырнет наружу желание не крушить, не убивать, не мстить. Нет. А просто пойти к ней. Последний раз вдохнуть ее запах. Прикоснуться к еще теплой нежной коже. Поцеловать. А потом лечь рядом и просто умереть.
Потому что, без сердца ты не можешь жить, никто не может жить без своего сердца.
И он не сможет. Продержится какое-то время, а потом ляжет и умрет.
Потому что мир перестанет быть привлекательным. Солнце перестанет греть и освещать всё красками. Не будет больше ничего важного. Все станет тусклым и пустым. Пресным. Потеряет свой вкус. Свою значимость.
Он эгоист до мозга костей. Чертов эгоист!
Илья его не удержит здесь.
Плохо так говорить. Неправильно.
Но как есть.
Сын не сможет его удержать надолго.
Год-два, пока сам Илья не подрастет, и время не затянет его раны, но не больше. Бывает такое, что дети – это важная часть жизни, но самым главным, тем, что делает тебя самого живым, является другой человек. Твой человек. Не твоя половинка, нет. Отрежь от тебя половину, и ты проживёшь, как-то, но проживёшь.
А твой человек, он должен всегда быть рядом. Близко. Как можно ближе. Чтобы дышать одним воздухом. Чтобы думать одними мыслями.
Марина – его человек!
Так и стоял под этим проклятым дождем. Ждал чего-то. И оно случилось!
Холодная детская ладошка прикоснулась к его ладони. Схватила крепко и сжала сильно, дернула, привлекая его внимание.
Илья.
Сын стоял рядом, вцепился в его руку и смотрел на него, задрав голову вверх, серые глаза блестели слезами, но он стоически их не замечал, только носом шмыгал и смотрел на него, ждал.
– Иди сюда! – прижал сына к себе, стиснул руками мальчишеские плечи. – У нас все будет хорошо, слышишь?!
Илья зашмыгал громче, плечи затряслись от рыданий. Он – маленький мальчик, который узнал, что его самый родной и близкий человек, самый дорогой и важный, может умереть. И ему страшно. Страшно потерять свою маму!
Костя помнит, каково это – потерять свою маму. Хрупкую. Красивую. Умную. Мудрую. Любимую маму!
Прижал сына к себе еще сильней, успокаивающе гладил по тонкой спине, что-то говорил. А у самого мороз по коже мурашками пробежался, и тряхнуло его снова так, что помутнело перед глазами и качнуло из стороны в сторону.
Осознанием шибануло!
Костя не один. Илья! У него тоже горе. Та же пустота. Тот же страх. Неверие. Та же неизвестность пугает.
Только единственной константой в мире его ребенка был он сам. Только он мог дать ему силы пережить все это. И неважно, сколько времени