посмотрела на Аллу. – У Вас сохранилась какая-то картотека данных? База?

– Кого именно, милочка?

– Эмм… Ваших работниц, Вы знаете, где они сейчас, и чем занимаются?

– Конечно, – старая карга надменно вздернула бровь, выпила еще шампанского. – Я следила за своими красавицами. Сава, кстати, давно не видно Сашеньку, у нее все в порядке?

Марина заметила, как тот весь закаменел, подобрался, будто перед прыжком, но сам лишь повернулся к женщине лицом, любезно растянул губы в улыбке и спокойно проговорил:

– Если кто-то узнает, я тебя убью и не посмотрю ни на что. Дружба дружбой, дорогая, деньги врозь.

– Эта поговорка не совсем подходит к ситуации, но суть я уловила, мой мальчик, не кипятись!

Марине хотелось этой выдре надеть ведерко со льдом на голову. Просто передергивало всю, когда слышала такое обращение к своему другу. Какой он тебе, нах*ен, «мальчик»?! Руки чесались прямо! И противно было это слышать, а Сава вот терпел. Театр абсурда какой-то.

– Не хотелось бы прерывать вашу беседу, но может, все же вернемся к нашему Армагеддону федерального масштаба? – язвительно протянула Таня и, мило улыбнувшись, продолжила, когда заметила, что смотрят на нее. – У вас были какие-то договора с вашими девушками? Любые. О неразглашении или что-то подобное?

– Да Бог с тобой, дорогуша! Они все были далеко не идиотками, знали, если начнут болтать, долго не проживут.

– И что, прямо все молчали? – Таня усомнилась в услышанном, оно и не удивительно: бабы любят языками чесать.

Женщина мотнула головой. Конечно, были те, что болтали, а как без этого. Работали на двух хозяев, но и жили, наверняка, недолго.

– Значит никаких юридических документов? Так?

– Никаких.

– Это даже хорошо, а база есть? Нам нужны все!

– Что собираешься сделать? – Сава, наконец, отбросил в сторону свое бешенство и заговорил нормально.

– Наша дама – персона публичная, ее жизнью активно интересуются журналисты, а значит, она имеет право на защиту себя.

– Ты хочешь найти всех этих женщин и подписать договор о неразглашении? – Марина была в шоке от такого решения, она искала какой-то более глобальный способ решения проблемы, а тут…

– Нет, это будет не совсем традиционный договор.

– Ничего не поняла! Мне ваша юриспруденция, что мертвому припарка! – но сердце у Маришки застучало в предвкушении, появился хоть какой-то просвет.

– Мы купим их молчание!

– И что нам это даст?

– Ну, во-первых, подпишем договор о неразглашении любой информации, касающейся нашей прекрасной дамы, а значит, не будем в формулировке упоминать какую-либо работу на нее и клиентов. Это широкая формулировка, и, в данном случае, она нас спасает на какое-то время, и только от прессы. А вот скомпрометированный свидетель, которому заплатили за молчание или, наоборот, за раскрытие информации, прокуратуре и суду, покажется ненадежным.

– Это сгодится, но на первое время.

– Савелий Петрович, я не могу ничего больше предложить со своей профессиональной точки зрения. Если у вас, случайно, нет других идей, помолчите! – Таня не сдержалась, рявкнула так, что Маришка чуть не свалилась со своего места.

Ох, не зря Марина подругу всячески подбивала перейти под свое крылышко, ох не зря!

– У нас не больше недели на все! Мои люди займутся поисками и проследят за подписанием. За вами договор! И Алла, дорогая, деньги за молчание платишь ты!

– Сука ты, Сава! – сплюнула эта, приличная с виду, женщина, поднялась на шатающихся ногах. – Подавись ими!

– Я твою задницу из дерьма вытаскиваю, но себя подставлять не буду! Это твой косяк, значит, и платить тебе, а не нравится, где выход – знаешь, я со своими выкручусь, а вот ты…

Она вылетела из кабинета, хлопнув дверью на прощанье.

– Дрянная баба! – прокомментировала очередное театральное представление Таня. – Я могу ехать? Как только составлю договор, вышлю тебе.

Сава кивнул, а Марина чуть не забыла про ужин сказать:

– У нас семейный ужин, бери своих, и приезжайте вечером часикам к восьми.

– Хорошо! – Таня спокойно забрала свой портфель со столика и пошла к выходу, у двери остановилась. – Савелий Петрович, Вы же понимаете, что нам нельзя давать лишних зацепок, так что без рукоприкладства и принуждения!

– Я тебя понял Таня, понял!

– Тогда до скорой встречи! У меня, кажется, скоро будет, что Вам рассказать по поводу Вашего брака, – сказала и ушла, дверью правда не хлопнула.

С минуту они оба наблюдали закрытую дверь, и только немного успокоившись, посмотрели друг на друга.

– Артем будет очень недоволен, что его отрывают от новорожденной, – грустно заметила Маришка, в мыслях вспоминая, как сама домой летела после работы, лишь бы Илью поскорей на руки взять, прижать к себе, вдохнуть этот незабываемый запах маленького ребенка.

– Будет, но он поймет, Валя думаю тоже.

– Его ждет маленький скандал, а так, живым останется!

Марину отпускало напряжение, буря улеглась внутри, и мыслить уже могла здраво, тем более, что внешнего раздражителя в кабинете уже не было.

– Ну, и как тебе ситуация? – Сава криво ухмылялся, смотря на нее, но она-то прекрасно видела, что одно неправильное слово или интонация, все: спасайся, кто может, бомбанет по полной.

– Дерьмо ситуация, дерьмо! Разецким уже занялись, больше таких сюрпризов не будет.

– Что-то я сомневаюсь, что ты холоднокровно убьешь дорого тебе человека.

– Я имела в виду другое, за ним присмотрят, проследят все его контакты.

– Устроила спектакль для Аллочки?

– Терпеть ее не могу, никогда не упустит выгоды для себя! А трясти перед ней, своей уязвимостью, нет желания.

– Думаешь, сама подставилась?

– Ты думаешь точно так же, зачем спрашиваешь?

– Твое мнение имеет для меня значение, такой ответ сойдет?

– Сгодится, – она хмыкнула, сделала кружок по кабинету, размяла ноги. – Что-то мне кажется, у этой ситуации не из того места ноги растут. Не верится мне, хоть ты убей, что это Разецкий.

– Марина…

– Нет, ты послушай, как-то вовремя все слишком, понимаешь? О его слабости только ленивый не знает, да и не прячется он. На нас стервятники должны были накинуться, а не акулы. Белыми нитками эта подстава сшита, не на того думаем!

– В любом случае, наблюдение с него не снимай, работай, как обычно, с остальным разберусь сам. Только Таню у тебя приватизирую на время.

– Хорошо, – она уже собралась уходить, когда ее остановил вопрос.

– Если придется его убрать, ты это сделаешь?

– Он угрожает моей семье, конечно, я это сделаю!

– Я могу прийти на ужин?

– Что, одному тоскливо живется? – Маришка оглянулась на него, заметила тоскливый взгляд и улыбнулась. – Конечно, приходи, только никаких разговоров о работе при моем ребенке.

– Понял, не дурак!

Вот вроде они опять вляпались в такое гадкое дерьмо, а на душе почему-то спокойно, как никогда